— Да ничего вроде, — без особой уверенности заметила Рыска. — Теть Фессь, а Рыжуху-то зачем вывели? Он же к Маське, а не к корове свататься едет.
— Тихо ты! — шикнула служанка. — Во-первых, покуда не свататься, а только присматриваться. Во-вторых, не только к ней, а ко всему хозяйству. Надо ж хутор в лучшем свете выставить! Пусть думает, что у нас все коровы такие, раз Сурок на этой красавице поля объезжать не жалеет.
— Вы еще в колодцы вина налейте, — ехидно посоветовал Жар, вышедший вслед за подружкой. — И бублики на кустах развесьте.
Рыжуха, до сих пор ни разу не ходившая под седлом, тревожно прядала ушами и трубно взмыкивала. От хлевов ободряюще отзывались подружки.
— А тебя, кобеля, вообще хорошо бы в погребе запереть! — взвилась Фесся, задерганная хозяйскими приказами и капризами. — Чтоб гостям случайно на глаза не попался!
— Так за чем дело стоит? — оживился Жар. — Только скажи — и до завтрашнего утра меня не увидите!
— К Тинке опять удрать хочешь? — догадалась служанка. — Мало тебе от ее братцев влетело?
— Так ведь влетело уже, а за одно и то же два раза не бьют!
— Нет уж, лодырь, иди помоги дедку дымоход чистить, а то что-то еле тянет, утром всю кухню задымило.
Жар, недовольно ворча, пошел за лестницей. Рыску, продолжавшую с сомнением разглядывать Рыжуху, отвлекла Масёна, выскочившая на крыльцо в разных сапожках — синем и красном.
— Эй, козявка, погляди: какие лучше надеть?
— Без разницы, — рассеянно отозвалась девушка.
— А волосы — одной косой или двумя?
«С Рыжухой-то тебя любую возьмут, хоть лысую!» — вертелось на языке у Рыски. Хозяин как-то обмолвился, что эта телка на пятьдесят златов тянет, не всякому наместнику по карману. Впрочем, Сурок и не собирался ее продавать, берег на племя.
— Двумя, — буркнула Рыска, только чтоб отвязались, и поскорей вернулась на кухню.
* * *
Жар приставил лестницу к крыше, вскарабкался до трубы и оседлал охлупень
[13]
. Оставшийся на земле дедок подал ему «ёрш», можжевеловый веник на длинной палке. Парень сунул его в трубу и начал с ленцой шуровать. Внутри шуршало — наросшая на стенках сажа комочками сыпалась вниз. Черная, едко пахнущая гарью пыль летела вверх, заставляя Жара мешать чихи с руганью.
Потом веник во что-то уперся. Парень покрутил им, потыкал. Вроде как подается, но по щепоти.
— Туда, похоже, опять дура-галка свалилась! — с досадой крикнул он.
— Так чего, копье нести? — озаботился дедок.
— Да ну его, попробую веником пропихнуть…
— Еще сильнее застрянет, — разволновался дедок. — Стой, кому говорю! Тебе лишь бы пихать, поросенок… Жди, сейчас схожу!
Жар недовольно облокотился на трубу. «Сейчас», ага. Пока старый лапоть доковыляет до сарая, пока отроет в куче жердин свое трофейное, насквозь ржавое копьецо, пока слезно с ним обнимется, вспоминая молодость… А солнце уже только с крыши видать, с земли оно давно за лесом спряталось. Поди вымани Тинку из дому по темноте! Тем более что и родители в избе будут, и братья…
Парень воровато примерился к «ершу», но тут послышался звон бубенцов и из-за поворота вылетел резной возок о три коровы — черная, рыжая и белая. Видать, купец тоже не желал ударить в грязь лицом, на трех ездоков и двойки хватило бы.
— Едут! — заорал Жар, переполошив и без того взбудораженный дом. Сурок с женой выскочили на крыльцо, потом спохватились, что несолидно, и снова занырнули. Дедок, забыв про копье, вместо сарая посеменил к воротам, на которых повисли двое батраков, любопытно заглядывая через верх. Рыска и Фесся прилипли к окну, женка их шуганула и встроилась посредине. Даже Рыжуха что-то почуяла и уставилась на открывающиеся ворота томными лиловыми глазами.
Тройка влетела во двор и с шиком затормозила у самой коровязи. Возница, спрыгнув, ухватил коренную под уздцы, ожидая, когда хозяева выберутся из возка.
Сурок повторно вышел на крыльцо и спустился по ступенькам — уже вразвалочку, с широкой улыбкой:
— О, гости дорогие пожаловали!
— Здравствуй, Викий! — церемонно кивнул старший из гостей, такой же кряжистый и краснолицый.
— И тебе не болеть, Нилат!
Мужчины обнялись до хруста, как два медведя. Вожделенный жених, парень лет двадцати, робко топтался сзади.
— Неказистый какой-то, — разочарованно заметила Фесся. — Глаза щурит и лысеть уже начинает…
— С плеши меду не есть, — сухо оборвала ее женка. — Зато у его отца лавки в трех городах.
— Женское счастье не в лавках, а на лавке, — с лукавым смешком возразила служанка.
— Лавка сгниет, а лавки останутся, — почему-то разозлилась Муха. — Нечего девке голову морочить, пусть оно сразу тихо-гладко идет — все равно тем же кончится.
Рыска тоже с интересом присматривалась к гостю. Ничего, не страшный. А что тощий и сутулый, так и лучше — драться не будет. Ей и такой бы сошел, раз все равно никто не нравится.
Купец заметил Рыжуху и аж по бедрам себя от восторга хлопнул:
— Какая красотка!
— Да, неплоха, — рассеянно, как заправский лицедей, отозвался Сурок. — Вот только что с дальнего пастбища вернулся, не успели расседлать. Эй, Цыка! Прибери Рыжуху, я сегодня уже никуда не поеду.
Батрак, посмеиваясь в усы, подошел к корове. Та испуганно задрала морду: прежде ею занимался другой коровнюх, а такое количество людей она вообще видела впервые в жизни.
— Маська, иди гостей встречай! — добродушно крикнул Сурок. — Стесняется, — пояснил он. — Она у нас девушка скромная, тихая.
С крыши сдавленно хихикнуло, но гости решили, что им это почудилось. Все двинулись к двери, и Жар, решив, что уже никому не помешает, что есть дури долбанул «ершом».
Рыска, утолив любопытство, тоже вернулась к печи. Наклонилась, заглянула в трубу снизу — и в лицо ей ударило облако сажи, а следом вывалилась и с сухим стуком упала на припек дохлая, уже изрядно прокопченная крыса с обнажившимися до корней зубами и скрюченными лапками.
Жар схватился за трубу обеими руками: ему показалось, что крыша подпрыгнула от визга.
Маську, наконец соизволившую выйти на переднее крыльцо, никто не заметил — все взгляды были прикованы к кухонному, на которое, не переставая голосить, вылетело что-то тощее, черное, лохматое, с вытаращенными желто-зелеными глазами. За чудищем шлейфом тянулась сажа.
Если хуторяне худо-бедно сообразили, что это за диво, то у гостей глаза на лоб полезли. Сынок, похоже, вообще решил, что это оно Маська и есть. Сейчас как накинется на него и оженит прямо посреди двора! Он попятился, уткнулся в мохнатый Рыжухин бок и, ощутив под рукой стремя, не раздумывая, вскочил в седло.