Да и кому жаловаться? Близкой подруге скажи, завтра будет знать весь город. Остаются не близкие и не подруги. Будут судить между собой на тему: голос есть, а счастья нет.
Можно позвонить Мише, но это нарушит табель о рангах. Это все равно как если генерал позвонит солдату, стоящему на карауле и спросит: «Как дела, вообще…» Кстати, солдат может отозваться: «А тебе-то что, старый хрен…»
Лора не звонила Мише. Зачем? И Миша тоже не звонил. Растворился во времени и пространстве.
Однажды Лора вытащила из ящика письмо. Оно пришло от Инны, той самой невесты из Израиля.
Инна писала, что переехала в Америку, к сыну. Они живут не вместе, но рядом. Спрашивала: как найти Мишу? Из Израиля Миша уехал, а московские координаты ей неведомы. Не может ли Лора помочь, поскольку Лора – автор их знакомства.
Лора достала записную книжку, отыскала Мишин телефон. Набрала номер. Незнакомый голос ответил, что прежний хозяин здесь больше не живет. У него другой телефон. Голос любезно продиктовал новый номер. Он непривычно начинался с цифры «4».
Лора набрала новый номер.
– Я вас слушаю… – сухо произнес Миша.
– Это Лариса Николаевна! – выкрикнула Лора, как будто сообщила радостную весть.
– Я вас слушаю, – так же сухо отозвался Миша.
– Это Лора…
Ей показалось, что Миша не узнал или не понял. Все-таки солдат должен обрадоваться генералу или хотя бы удивиться.
– Да, да… Я понял, – обозначился Миша вполне безразлично.
– Ты переехал? – спросила Лора.
– Да. Я живу сейчас в доме престарелых.
– Как это? – растерялась Лора.
– Я сдал свою квартиру и получил комнату в казенном доме.
– Но ведь своя квартира лучше…
– Лучше. Но здесь четырехразовое питание и дежурная медсестра. У меня нет никаких забот.
– Тебя ищет Инна. Помнишь Инну? Она в Америку переехала.
– А зачем она меня ищет?
– Для любви, наверное, – предположила Лора.
– Какая любовь? Я умираю.
– В каком смысле? – растерялась Лора.
– В самом прямом. Уже была операция, предстоит еще одна. Меня химят и лучат.
Лора замерла. Она все поняла.
Невидимая, неумолимая болезнь ползет по человеческому полю и косит клешней, а люди, как колосья, падают слева и справа. И неизвестно, когда твоя очередь. Вот и Миша не увернулся. Что тут скажешь? Но надо что-то сказать. Поддержать и утешить.
– Сейчас медицина сильно продвинулась вперед, – заверила Лора. – С этим долго живут, буквально десятилетия. И умирают от другого.
– Я надеюсь, – отозвался Миша.
– Мы тебе еще сорокалетнюю красотку найдем. Кстати, к нам в оркестр недавно поступила новая скрипачка из консерватории. Ей, правда, двадцать четыре года, но сейчас в моде большая разница…
Лора говорила, говорила, как будто хотела забросать проблему словами, как огонь песком.
Миша не реагировал. Какая там красотка… У него были дела поважнее. Он готовился к своей ГЛАВНОЙ встрече.
– А она стройная? – вдруг спросил Миша ожившим голосом.
– Кто? – не поняла Лора.
– Ну, скрипачка твоя… Для меня главное: фигура. Я толстых не люблю.
Зачем?
Однажды, в девяностых годах (не помню точно – когда), мне позвонил Сергей Александрович Филатов и попросил принять участие в форуме интеллигенции. Форум должен был состояться в Уфе и длиться один день. Во вторник – туда, вечером – обратно. Гонорар не предусмотрен. Полет и гостиница – за счет принимающей стороны.
Нужен мне этот полет и эта гостиница. Я боюсь летать – это раз. Я ненавижу гостиницы с чужими, случайными кроватями, и я не люблю выступать перед аудиторией. Стесняюсь. Мне кажется, люди смотрят и думают: «О, вылезла».
Один писатель признался мне однажды, что он боится споткнуться на сцене и упасть. А в зале подумают: такой здоровый – и выложился.
Мне захотелось сказать «нет». Но Сергей Александрович – негромкий, значительный, благородный человек. Я не решилась сказать ему «нет».
Я сказала, что полечу с большим удовольствием.
В назначенное время я приехала во Внуково, где состоялся сбор участников форума. Участников я увидела сразу. Они стояли в центре зала, как маленький табун старых лошадей. Холстомеры.
Это были плохо одетые, глубоко пожилые люди. Однако имена их буквально сверкали в семидесятые годы. Это были звезды семидесятых.
Чуть в стороне стоял прямой и элегантный Генрих Боровик. Смотрел перед собой. Ни с кем не общался.
Самолет взлетел как обычно.
Рядом со мной оказался талантливейший Владимир Маканин. Он сидел у окошка и смотрел в иллюминатор.
Через полчаса я вдруг ощутила давление на уши, очень чувствительно, как будто кто-то надавил двумя пальцами.
Мы с Володей выразительно переглянулись. Что бы это значило?
– Разгерметизация, – предположил технически образованный Маканин.
В динамике раздался треск и мужской голос.
– В связи с техническими неполадками самолет возвращается в аэропорт Внуково, – сурово и мужественно доложил голос.
Владимир стал смотреть в иллюминатор.
– А мы никуда не летим, – заметил он. – Мы делаем круги над Ленинским проспектом.
Итак, самолет разгерметизировался, дальше лететь нельзя. Садиться с полными баками тоже нельзя. Придется крутиться в небе, чтобы израсходовать топливо.
Весь форум интеллигенции напряженно замолчал.
Сергей Александрович Филатов с женой сплели руки, держась друг за друга. А за что еще держаться в аварийном самолете?
Член Государственной думы, продвинутый чеченец (забыла фамилию), что-то писал в блокноте. Готовился к выступлению на форуме. Он был совершенно спокоен. Может быть, в ментальности чеченцев не принято выказывать страх перед смертью. Тем более что это неточно. Все может окончиться благополучно.
По проходу шныряли озабоченные стюардессы.
Я нервничала и от этого шутила. Видимо, юмор прячет страх.
Страх гримируется в смешное. Меня никто не поддерживал. Стояла полная тишина.
И вдруг раздался чей-то командирский голос, обращенный к стюардессе:
– А почему вы не даете нам обед? Решили воспользоваться внештатной ситуацией и сэкономить на питании? Я вот сейчас достану свои документы, вы увидите, кто я такой, и поймете: со мной ваши штучки не пройдут.
Я завертела головой, пытаясь определить склочного участника.
