– У меня снимки всех знаменитостей, с которыми я встречаюсь. В магазине вся стена увешана. Это хорошо для имиджа нашего бренда, вызывает у людей желание подражать им. Это очень хороший снимок.
Рука Бобби обвилась вокруг талии Стеллы. Ее глаза сияли, руки лежали на груди Бобби.
Камера не могла показать, что за несколько секунд до того, как папарацци сделали этот снимок, Бобби целовал ее, а через двадцать минут после этого они покинули клуб. Но, глядя на снимок, Бобби каждый раз вспоминал все до мелочей.
– Почему этот снимок здесь?
– Прости, что?
– Прошло восемь недель, а ты его до сих пор не повесил.
– Просто я не так часто бываю в магазине.
Это не совсем ложь. А правда в том, что, всякий раз, глядя на сияющие глаза Стеллы, он вспоминал свои ощущения, когда обнимал ее прекрасное тело, а она неистово отдавалась страсти, положив голову ему на грудь после первого раза, завораживающе улыбаясь. Это сводило его с ума.
Это должно было остаться просто сексом. Однако в тот вечер он обнаружил, что соревнуется в остроумии с очень культурной, утонченной женщиной, ломающей стереотипы, заставляющей его смеяться. Когда проводил время с любой другой женщиной, он просто хорошо проводил время. А Стелле ничего не было нужно. Ее интересовал только он. Если бы он повесил фото в магазине, это бы означало, что она одна из многих. А это было не так.
– Как тебе ужин?
– Просто отлично!
– Рад, что тебе понравилось. Как часто тебя мучают утренние недомогания?
– Бывает. – Она положила руку на живот.
Он сочувственно кивнул.
– Ты была у доктора?
– Да, две недели назад. У меня срок восемь недель. Сказали, что должна родить двадцать четвертого июня.
Он мысленно повторял: «двадцать четвертое июня, двадцать четвертое июня». День, когда он станет отцом. И все это в реальности.
– Что ты хочешь?
Он сказал это вслух? Катастрофа. Больше похоже на ультиматум. Но уже поздно забирать слова обратно. Они провели вместе около семи часов. Недостаточно, чтобы теперь его жизнь зависела от них. Плюс она дочь Кейна. А как же шоу, курорт, шанс доказать своей семье, что он чего-то стоит? Дэвид изменит это мгновенно, если сочтет нужным. И это затронет всю семью Болтон.
Бобби физически почувствовал ледяную стену между ними. Стелла прошла в другой конец комнаты, увеличивая расстояние.
– Вопрос не в том, чего я хочу. Если уж у меня будет ребенок, хотелось получить какие-то гарантии касательно его будущего.
Если.
Может быть, он и не готов стать отцом, но мужчины Болтоны превыше всего ценят семью.
Отец женился на матери, когда им было по семнадцать лет. Вскоре родился Билли. И всегда, в радости и в горе, семья была для них на первом месте. Стелла в любом случае станет частью семьи. Других вариантов нет. Нужно набраться мужества и жениться на ней, чтобы ребенок носил его фамилию. Осознание этого оглушило. Задрожали колени, затуманились глаза.
Жениться? Черт!
Стелла не видела его реакцию, хотя, вероятно, ожидала вразумительного ответа.
– О каких гарантиях ты говоришь?
– Не собираюсь делать ребенка заложником ситуации или чтобы он рос с ощущением, что отец его не любит. Я предпочту вообще не говорить о твоем существовании, чем позволю думать, что он нежеланный.
Ее слова словно повисли в воздухе, отдавая холодом. Бобби иначе взглянул на ситуацию.
Дэвид Кейн известен своими консервативными взглядами, он непоколебимый сторонник воздержания во всем: только один брак, никаких абортов, даже в случае изнасилования или инцеста, свято верит в свои убеждения. Подписывая контракт, Бобби подписался под пространными пунктами кодекса морали. Сюда входило практически все, из-за чего имя человека могло появиться в СМИ. Несомненно, тот факт, что он сделал его дочь беременной вне брака, точно входил в список возможных нарушений.
Есть риск, что Дэвид не просто расторгнет контракт. Бобби вспомнил о Мики и пистолете. Черт, да ему повезет, если Кейн не решит избавиться от него совсем. Надо что-то с этим делать.
Они практически не знакомы. Вероятнее всего, вся эта история разрушит тщательно лелеемые планы, возможно, и ее планы тоже. Но ничего уже не изменить. И он не повесит ее фотографию на одну стену с остальными.
Он не мог перестать думать о ней, хотя она и предложила оставить все как есть. Ее вариант оказался неправильным. Пора действовать по его сценарию.
Он подошел к ней, прижал к себе и поцеловал в шею. Ее кожа казалась прохладной по сравнению с его губами, тело напряглось в его объятиях. Она собиралась оттолкнуть его, опять стать ледяной и неприступной.
«Ну уж нет!»
Он продолжил целовать ее, добрался до уха, коснулся заветного места языком. Она задрожала, выгнулась, прижалась к нему.
«Да!»
Она попыталась оттолкнуть его.
– Остановись.
Бобби замер. Но не позволил ей уйти, крепче прижал к себе, надеясь ее расслабить. Скользнул по ее телу, задержался на животе. Кто бы мог подумать, что она беременна? Но доктор подтвердил.
– Ты хочешь, чтобы наш ребенок даже не знал меня и того, что я люблю его?
Она резко втянула воздух.
– Речь не о том, чего хочу я, а о том, как лучше для всех, кто в этом замешан.
Черт, ему надоела ее отстраненность. Стараясь не причинить боль, он прислонил ее спиной к стеклянной двери. Она отказывалась встречаться с ним взглядом, поэтому он поднял ее лицо. Она ждала с ужасом, что он скажет.
– Меня не волнует, что думают или говорят другие. Меня волнует только то, чего хочешь ты.
– Так будет лучше.
– Лучше для кого?
Он нежно поцеловал ее, лишь слегка касаясь губами, и буквально за мгновение почувствовал, как холод тает. Она притянула его голову к себе, нерешительно касаясь губ. Он не сопротивлялся. Она нужна ему.
Да, он нуждался в ней с той самой ночи, два месяца назад. Она постоянно присутствовала в его мыслях, не спасал даже вал работы и сумасшедший график.
По мере того, как Стелла согревалась, Бобби словно оживал, тело становилось тверже, горячее, кожа начала гореть в отчаянной потребности ощутить ее руки на себе.
Первый раз вовсе не был случайностью. Химия между ними была как электрический разряд, шокирующий своей силой. Ему хотелось погрузиться в нее, почувствовать ее страсть. Как избавиться от платья? Бобби оторвался от нее. Желание смягчило черты ее лица. Стелла смотрела на него, слегка приоткрыв глаза, опушенные густыми ресницами. Бог мой, как он рад, что она здесь, с ним. Ему не хотелось ее отпускать, вдруг она снова исчезнет. Второго раза он не выдержит.
