— Но мы и в самом деле приятели! — удивился
Веня. — Могла бы и не предупреждать. А! Тебя приняли за мальчика! Понял.
Хотя это странно, — добавил тот неуверенно.
Женя хмыкнула и быстрым шагом отправилась к музыкантам,
которые оставляли свои инструменты на стульях. Селеста, она же Ирка Скобкина,
раскованным широким шагом уже двигалась в направлении двери, ведущей в
служебные помещения. Когда Жене приходилось общаться с подобными женщинами, в
ее голосе появлялись ненавистные ей самой заискивающие интонации.
— Простите, вы ведь Ира Скобкина? — спросила она,
бухая своими башмаками рядом с изящными золочеными босоножками певицы.
— Да, это я. — Та приостановилась и удивленно
взглянула на Женю.
— У меня для вас записка. От Яна. Скобкина широко
улыбнулась и сказала:
— От Яна? Так давай ее сюда!
— А мне можно с вами поговорить? — спросила Женя,
стараясь изо всех сил, чтобы просьба прозвучала не слишком жалко.
— Конечно, — кивнула Скобкина. — Пойдем ко
мне, так сказать, за кулисы. А что это Ян девиц посыльными нанимает? —
спросила она по дороге. В ее голосе не было ни обиды, ни подозрения, один
только живой практический интерес.
Женя почему-то страшно обрадовалась, что певица не приняла
ее за подростка и помимо воли прониклась к ней теплыми чувствами.
— Я его сестра.
— Да ты что? — удивилась Скобкина и даже сбилась с
шага. — Совсем не похожа.
— Двоюродная, — пришлось добавить Жене. — Но
мы проживаем в одном доме. Я сирота, и дядя взял меня к себе из интерната.
Женя совершенно не могла понять, почему она выложила все это
в один присест человеку, к которому явилась задавать вопросы.
— Ян просто черствый сухарь, раз позволяет своей сестре
ходить в таких ужасных ботинках, — заявила Скобкина, включая свет в
крохотной комнатке с зеркалом во всю стену. — Заходи. И не убеждай меня,
что ты носишь их потому, что они удобные. Садись на стул и давай записку.
Женя достала свернутый вдвое конверт, который иначе не
поместился бы в кармане, и протянула Скобкиной. При этом она мучительно покраснела,
вспомнив о том, что умыкнула оттуда целых триста долларов.
Прочитав послание, Скобкина фыркнула и весело сказала:
— Ну не дурачок?
Заявление это могло означать что угодно. Поэтому Женя
спросила, хотя вопрос прозвучал излишне прямолинейно:
— А у вас с моим братом что, интрижка? Скобкина делано
безразлично посмотрела на свои ядовито-красные ногти и ответила:
— У него со мной да, интрижка. А я… Ну, я отношусь к
нему более серьезно. И учти: говорю это тебе только потому, что ты его сестра.
Обычно я не болтаю с посторонними. Тем более на личные темы. Слушай, ты такая
хорошенькая, — без перехода сказала она. — Это просто злодейство —
носить такие ботинки.
— Дались вам эти ботинки! — беззлобно ответила
Женя, не обратив внимания на комплимент, поскольку просто не могла принять его
всерьез. Она — хорошенькая! Слышал ли кто-нибудь когда-нибудь такую глупость?
— Давай переходи на «ты», — предложила
Скобкина. — Сказать по правде, мне так нравится твой брат, что я готова
полюбить каждого его родственника. Вот и ты мне понравилась просто помимо волн.
Какой у тебя размер обуви?
— Тридцать седьмой, — сказала Женя.
Ее совершенно не вдохновляла идея сообщать Скобкиной об
исчезновении Яна. Судя по всему, та втрескалась в кузена по полной программе.
Но делать было нечего. Женя могла бы заложить голову, что Скобкина не замешана
в историю с его внезапным исчезновением. Тем печальнее была ее миссия.
— В общем-то эту записку я нашла в комнате Яна, —
осторожно начала она.
— Да? — удивилась Скобкина. — То есть он не
просил тебя ее мне передать?
— Не просил. Да он и не мог попросить. Среагировав на
скорбный Женин голос, Скобкина внезапно выпрямилась и сильно побледнела:
— Его что, убили? — спросила она, схватившись
одной рукой за горло.
Женя едва не подпрыгнула на своем стуле. Выходит, она
ошиблась! Вероятно, Яну кто-то угрожал и сидящая напротив девушка в курсе дела.
Недаром же она мгновенно просекла ситуацию.
, — Нет, его не убили, — покачала она
головой. — То есть никто не знает — убили или не убили. Просто Ян пропал.
Исчез. Его милиция ищет.
— Пропал? Боже мой, когда?
— В понедельник. Весь день был на работе, а вечером не
вернулся домой. Кстати, а ты сама когда его в последний раз видела? — Жене
пришлось пересилить себя, чтобы последовать предложению Скобкиной и перестать
«выкать».
— В воскресенье. — Та изо всех сил старалась взять
себя в руки, но это ей плохо удавалось. — Ничего, если я покурю? Ты не
хочешь?
Женя отрицательно покачала головой — любимый жест, который
постоянно напоминал ей о том, какие у нее прискорбно жидкие волосы. При этом
жесте они летали у нее перед глазами, практически не заслоняя вид.
— В воскресенье Ян провел здесь весь вечер. В этом
кабаке, я имею в виду. Сидел за столиком, пока я работала. Один. Потом мы
поехали ко мне, ну и, короче, он возвратился поздно. Да ты, наверное, знаешь,
раз вы живете в одном доме.
— Мы живем в одном доме, но я за ним не слежу, —
торопливо объяснила Женя.
— Ах да, я и забыла, какой большой ваш дом, — А Ян
ничем таким с тобой не делился? — спросила Женя. — Может, ему кто-то
угрожал или еще что? Письма там анонимные, телефонные звонки?
— Да нет, — пожала плечами Скобкина. — В
воскресенье Ян был таким, как всегда. И весь последний месяц тоже. Будь у него
что на душе, я бы почувствовала. Может, ты и не веришь, но я действительно
влюблена в твоего брата.
— Но если Ян был таким, как всегда, почему же ты тогда
сразу подумала, что его убили? — не стерпела и поинтересовалась Женя.
— Ничего странного. Я всегда боялась за него. Он
все-таки вице-президент фирмы. Большой человек. А бизнес сейчас знаешь какая
штука.
— Но зато он приносит деньги, — безразлично
заметила Женя. — Без денег сейчас никуда.
— Это точно. — Скобкина в последний раз затянулась
и несколько раз прокрутила окурок в баночке из-под крема. — Я вот здесь
под музыку вращаю задницей уже несколько месяцев. Думаешь, я не знаю, что у
меня голоса нет?
Женя кинула на нее вопросительный взгляд.
— А! — с горечью махнула та рукой, показывая, что
даже не хочет пускаться в длинные объяснения. — А раньше Ян никогда не
уезжал надолго, никого не предупредив? — снова вернулась она к
животрепещущей теме.
— Никогда. Дядя уверен, что с ним что-то случилось. По
правде сказать, у него самые дурные предчувствия.
— Боже мой, а вот я ничего не чувствую! — с
горечью и изумлением сказала Скобкина, склонив голову к плечу, как будто бы
прислушивалась к своему неотзывчивому сердцу.