В глазах француза блестели слезы, а на чумазом лице застыла маска ужаса, смешанного в равных пропорциях со страшным горем.
Я сначала не придал этому большого значения. Наш повар… как бы это сказать тактичнее? Жеманный, чувствительный, театральный? Пожалуй, ограничусь эпитетом «впечатлительный». Нет, храбрости ему не занимать, да и винтовку он знает с какой стороны держать, а ножом работает – любой обзавидуется, но вот эти чертовы манеры… Поначалу я резонно подозревал его в принадлежности к лицам нетрадиционной ориентации, коих, к великому моему сожалению, и в девятнадцатом веке хватает, но, к счастью, подозрения развеялись сами по себе. Горацио оказался еще тем ходоком по женскому полу, как ни странно, беря своих дам за душу своей манерностью. Да и хрен бы с ним, будь он даже заднеприводным, простил бы; за кулинарные таланты, бесстрашие и умение готовить просто волшебный кофе.
– Не ной, парень. Что случилось?
– Эти чертовы островитяне! – француз негодующе погрозил кулаком в сторону британцев, – разнесли вдрызг весь наш провиант!
– Как вдрызг? Совсем, что ли?
– Сушеное мясо, масло, крупы, приправы, консервы, картофель, кофе, сахар, сухари… – начал перечислять Горацио, загибая пальцы. – Трофейные продукты – тоже. Мой любимый котел, наконец! Все уничтожено. Я собрал всего лишь… – он с досадой топнул сапогом о землю, – два с половиной десятка фунтовых банок консервированного мяса, немного сухарей и полмешка картошки. Ах да, бочонок рома еще уцелел…
До меня только сейчас стала доходить серьезность момента. Голодный солдат – скверный солдат. К тому же у нас на шее висят полсотни пленных, которых хоть как-то, но тоже надо кормить. Так… у бойцов в ранцах по фунту билтонга и столько же сухарей. Двое суток можно спокойно продержаться. С натяжкой – даже трое. Черт, сам же приказал сократить носимый запас продуктов в пользу боеприпасов. А дальше? Плохо, очень плохо…
– Что с водой?
– Почти все наши бачки тоже разбило… – Горацио всхлипнул. – Но в бронепоезде есть наполовину полный резервуар для питьевой воды, примерно на двести пятьдесят галлонов.
– Уже лучше… – я с облегчением выдохнул.
Если в баке есть хотя бы сто пятьдесят английских галлонов, это больше полутонны воды. Да еще из системы паровой машины можно слить, если совсем припрет. Терпимо. Но что с едой делать? А если сидеть нам предстоит не трое суток, а больше? Значит, будем экономить, вот что.
– Ладно, гений кухонных искусств, – я хлопнул повара по плечу, – выкрутимся как-нибудь. Для начала, собери у бойцов весь носимый запас продуктов и раздели его на минимальные порции. Чтобы хватало утолить голод, но не больше. Будешь выдавать два раза в день. Пленных пока не кормить. Водную пайку тоже им урежешь. Понял? Выполнять. Но смотри, если и эти крохи попадут под снаряды, я лично зажарю тебя на вертеле и скормлю личному составу. И еще, выдай парням наркомовские… тьфу ты… Короче, порцию рому выдай.
– Как прикажете, господин коммандант, – уныло отрапортовал повар и убрался из блиндажа.
– Что у нас с ранеными? – переключил я внимание на фельдшера.
– Таковых свежих образовалось восемь: трое с осколочными ранениями, остальные с разной степенью контузией. Помощь оказана, все остались в строю, – поправив очки, начал докладывать Бергер.
– Какую помощь?
– Простите?
– Говорю, какую помощь контуженным оказал? – решил я немного смутить фельдшера. Ишь, разогнался. На данный момент времени, он ровно никакой помощи контуженным оказать не может. Нет у него возможности, из-за скудности наличных средств. Да и вся медицинская наука этого времени ничего особенного предложить не может.
– Прописал полное спокойствие и постельный режим, – невозмутимо доложил Бергер, в очередной раз поправив очки на длинном мясистом носу. И добавил через паузу: – Но с отсрочкой выполнения, до конца боевых действий.
Зеленцов рядом со мной громко хрюкнул, еле сдерживая смех. Оладьев и Гойко Христич, прекрасно понимающий русский язык, сдерживаться не стали, заржав во весь голос, аки жеребцы застоявшиеся. Но сразу же заткнулись, едва мне стоило повести в их сторону глазами.
М-да… Вот такой у меня фельдшер. Вы думаете, он сейчас пошутил? Черта с два. Не умеет этого делать наш медик. Полный флегматик с полным отсутствием юмора. Сверху будет расплавленный свинец дождем литься, шрапнель градом сыпаться, а Бергер продолжит спокойно заниматься перевязкой, по своему обыкновению подробно объясняя увечному, что он делает с медицинской точки зрения. Несмотря на то, что раненые зачастую без сознания. Но молодец, тут ничего не скажешь.
– Хвалю. Давай дальше.
– Двое вчерашних, средней тяжести, лежат у меня в лазарете… – продолжил фельдшер скучным нудным голосом. – А вот с пленными хуже. Шестеро тяжелых. Не факт, что доживут до завтрашнего дня.
– Не факт, что мы сами доживем до завтрашнего дня. Так что…
– Михаил Александрович, – перебил меня Зеленцов, не отрываясь от бинокля, – вроде как парламентеры к нам наладились. С белым флагом маршируют.
Парламентеры? Ну а что, это еще одна возможность потянуть время. Надо бы себя привести в порядок, а то весь в пыли, как чухна. И морда небритая. Майкл Игл должен всегда оставаться Майклом Иглом. Даже в окружении.
– Вижу. Так уж и быть, пообщаемся. Наумович, ты за старшего остаешься. Оладьев, Родригес, со мной пойдете. Только приведите себя в порядок. Пабло, кликни сюда остальных взводных…
ГЛАВА 34
Южная Африка. Наталь
09 июля 1900 года. 16:00
– Полковник Ричард Сеймур, – сухо и четко представился сухощавый британец в идеально вычищенных сапогах и выглаженном френче.
В отличие от своей военной формы, сам он выглядел неважно. Хриплый надтреснутый голос, мешки под глазами, усталое, изнуренное лицо с явной печатью хронического недосыпа.
– Коммандант Майкл Игл, – коротко кивнул я бритту. – Слушаю вас, полковник.
– От лица своего командования я уполномочен предложить вам… – Сеймур сделал паузу, не отрывая от меня внимательного взгляда.
«Кого ты хочешь во мне увидеть, полкан?.. – усмехнулся я про себя. – Ну-ну, смотри, мне не жалко. Стоп… Сеймур… Сеймур… Где-то эту фамилию я слышал. Причем недавно… – и едва удержался от злорадной ухмылки: – Конечно же! У нас сейчас в томится в плену некий второй лейтенант Александр Сеймур. Уж не сыночек ли? Али еще какой близкий родственничек… То-то у тебя морда встревоженная. За чадо беспокоишься? И правильно…»
От такого, вдруг появившегося не иначе как по прихоти судьбы, шикарного козыря в переговорах, у меня даже настроение поднялось.
– Смелее, полковник, – с легкой насмешкой подбодрил я британца. – Что вы хотели нам предложить? Наверное, почетную капитуляцию?
– Вы удивительно догадливы, коммандант, – невозмутимо ответил полковник и показал на раскладной стол и стулья, в мгновение ока собранные возле нас парой солдатиков. – Присядем поговорим.
