Борисов тоже не подкачал, пятым и шестым снарядом заставив замолчать свою цель.
Английский бронепоезд по какой-то причине тоже вдруг заткнулся, прекратив плеваться стофунтовыми болванками.
Я уже было облегченно вздохнул и полез за флягой, глотком коньяка отметить победу в первом раунде, как…
– Герр Борисов передает, что полопались пружины накатников второго орудия, – трагически выдохнул Виллем, чертиком возникнув у меня на НП. – Мы приступаем к ремонту, но сколько он продлится, неизвестно.
Едва он договорил, нарисовался еще один посыльный, американец из Оклахомщины, Рассел Уинслоу.
– Чиф… – отдуваясь и отплевываясь, бывший дезертир американского военно-морского флота затараторил: – Чиф, там со стороны Гленко гости прибыли. Эшелон, примерно из двадцати пяти вагонов. Начинают разгружаться.
Только собрался отвечать ему, как меня сзади тронули за плечо. Развернулся и увидел мрачного Зеленцова.
– Михаил Александрович, гляньте… – Павел вложил мне в руку бинокль. – Кажется, они разворачиваются для атаки.
– Когда кажется, креститься надо. – Я и без бинокля уже заметил, как со стороны Ледисмита британцы тремя колоннами, примерно по батальону каждая, стали выдвигаться в нашу сторону, явно стремясь атаковать с трех сторон.
«Какая, на хрен, победа в первом раунде? Он, сволочь такая, только начинается… – угрюмо подумал я, покрутил флягу в руках и с сожалением сунул ее обратно за пазуху. – Впрочем, не все так хреново, как кажется. О вновь прибывших на пару часов можно забыть– пока еще они развернутся в боевые порядки… а этих есть чем встретить. Пока есть…»
– Виллем… – дернул за рукав засмотревшегося на бриттов парнишку. – Передай своему начальнику, чтобы начинал вести беспокоящий огонь по прибывшему эшелону из оставшегося в строю орудия. Шрапнель, ориентир семь, левее и дальше два. Повтори.
– Есть, господин коммандант, шрапнель, ориентир семь, левее и дальше два!
– Франк, Клаус, Руди, теперь для вас. Как только они подойдут к рубежу…
Отдав приказ командирам артиллерийской, минометной и ракетной батарей, я все-таки глотнул коньяка и немного успокоился. Ничего из ряда вон выходящего пока не случилось. Моя арта может работать на триста шестьдесят градусов, легко накрывая все подходы. Про пулеметы и говорить не стоит. Так что пока они опять не задействуют тяжелое вооружение, беспокоиться особо не о чем…
И тут же, с недолетом в сотню метров, в небе с резким треском расцвело грязно-серое облачко шрапнельного разрыва. А еще через мгновение грохнуло уже прямо над нами, и все вокруг заполнилось лязгом бьющих об камни стальных шариков – опять ожил вражеский бронепоезд, возобновив обстрел из своих шестидюймовок.
– Ты смотри, какая зараза… – втянув голову в плечи, невесело прокомментировал разрывы Зеленцов.
– Курва! – смачно выругался Степан, как раз заскочивший в блиндаж.
– Ага, – охотно согласился я с ними. – Редкостная зараза.
Шрапнель – это гадостно. Очень. Нет, личный состав от нее защищен неплохо, недаром я приказал разобрать пути и использовать шпалы и рельсы для постройки нескольких блиндажей, а вот наше тяжелое вооружение эта «зараза» и «курва» в одном лице может попортить. Хотя они и стоят в артиллерийских окопах полного профиля, все-таки сверху ничем не защищены. В общем, ничего приятного.
Но, к счастью, пока обошлось. Обстрел прекратился, как только британские колонны подошли к нам на расстояние мили и стали перестраиваться в густые цепи.
Убедившись, что Борисов вполне справляется, кошмаря бриттов в нашем тылу из своего единственного оставшегося в строю орудия и срывая им выгрузку из эшелона, я отдал команду открывать огонь.
Две наши семидесятипятимиллиметровки стали часто бахать. Расстояние до бриттов составляло уже меньше полумили, поэтому даже не потребовалось особой пристрелки – гранаты сразу стали рваться прямо в боевых порядках. Это особо не замедлило продвижение противника – двух пушчонок не самого крупного калибра оказалось маловато, но урон они все-таки наносили немалый. Неподвижных фигурок в хаки, хорошо заметных на выгоревшей траве буша даже невооруженным взглядом, с каждым залпом становилось все больше.
– То ли еще будет… – злорадно прошептал я и отдал команду минометчикам начинать.
Немного отступая от повествования скажу, что ничего подобного конструктивно в минометы не закладывалось. Будучи весьма прескверным, а точнее, вообще никаким артиллерийским конструктором, я просто начертил схемы хвостовиков к минам по своему разумению, а в механических мастерских их скрупулезно исполнили. Как ни странно, все удалось сделать с первого раза, боеприпас получил приемлемую стабилизацию и точность, но стал испускать при выстреле такой дикий вой, что душа стремилась в пятки даже у самих стреляющих.
Так вот, минометы оказали на противника не в пример больший эффект, чем орудия. Цепи смешались, кое-где солдатики даже ринулись бежать назад, но, к чести британских офицеров, они порядок все-таки восстановили, правда только после того, как обстрел прекратился – я приказал, ибо мин у нас с гулькин нос, а держаться надо еще не меньше пары суток.
Но после минометов вступили в дело пулеметы, короткими, частыми очередями выстригая в боевых порядках целые просеки.
После этого бритты залегли, время от времени пытаясь неумелыми несогласованными перебежками продвигаться вперед, но вот когда в воздух взметнулись огненные кометы ракет с длинными пушистыми хвостами, заливающие все вокруг огненным дождем при взрывах, нервы у «островных обезьян» не выдержали. Пафосно говоря, противник в полном смятении побежал. Прыти им добавил собственный бронепоезд, неожиданно вздумавший возобновить обстрел в целях ободрения наступления, но положивший парочку шрапнели с большим недолетом до нас, то есть, прямо над своими.
Представляете себе взрыв шрапнельного стофунтового снаряда? Для справки, это около полутысячи стальных шариков, уверенно накрывающих площадь в треть футбольного поля. Вот так-то.
Героически угробив с десяток своих солдат, британская бронелоханка заткнулась и больше не стреляла.
Личный состав встретил отступление врага ликованием, выраженным отменной бранью на нескольких языках, улюлюканьем и прочим изощренным издевательством в адрес противника.
В общем, все прошло просто замечательно, как по нотам. Расход боеприпасов приемлемый, до ружейных и ручных гранат дело даже не дошло, разве что бойцы немного постреляли прицельно из карабинов. Потерь с нашей стороны нет – вернее, они есть, но нелетальные и совершенно минимальные. А вот противник потерял не меньше полусотни душ. Если не больше. Эдак мы можем и неделю обороняться без особого труда.
Ай да я! Однако опять виктория!
Но чуть позже выяснилось, что без ложки дегтя в этом торжестве героизма не обошлось. Даже не дегтя, а настоящего дерьма. Клятые супостаты…
– Все пропало, герр коммандант! – Горацио Легран, ротный повар и каптенармус в одном лице, в отчаянии прижал руки к груди. – Все пропало!
