Наконец скрипнула дверь и выскочил красный как рак фон Бюлов.
– Ну что?
– Я сделал все что мог, – мрачно пожал плечами дойч. – Дальше – не знаю. Если не одобрят – я умываю руки.
– Не спеши, Пауль. Умоем руки вместе. О! Кажется, прения начинаются… – я прислушался к доносящемуся из открытого окна разговору.
– … я не буду принимать это решение без одобрения президента! – ворчливо сообщил голос Жубера.
– Старый маразматик, – прокомментировал фон Бюлов.
– Пауль, заткнись, пожалуйста.
– Иди в задницу… – обидчиво буркнул Пауль и отвернулся от меня.
– Мы упустим время из-за вашей мнительности, – донесся спокойный голос Боты. – Каждый день промедления неминуемо приближает наше поражение.
– Да, надо пользоваться моментом!..
– Надо выждать!..
– Нет!..
– Да!..
– Щенок, я уже воевал с кафрами, когда ты еще мамкину сиську сосал!
– И я воевал…
– Это вам не кафры, а лучшая армия мира…
– И не таких били…
– Ага, забыл, как твое коммандо пятками сверкало у…
– Что?! Да я тебя!..
– Недисциплинированные бараны!.. – опять не удержался Пауль.
– И в то же время, в подавляюще большинстве, они горячие патриоты своей родины… – возразил я.
– Этого мало, чтобы выиграть войну, – отрезал дойч. – В армии не место разброду и шатанию, – и он презрительно скривился. – Впрочем, это стадо армией называть нельзя.
– Будет у них армия… – примирительно ответил я. – Настоящая армия. С профессиональными солдатами, дело которых будет убивать и умирать за Республики, а не думать о своем краале, быках и сиськах жены. Лучшая армия в Африке. Все будет со временем. Дай только завершить эту войну.
– Хотелось бы посмотреть, – фон Бюлов недоверчиво покачал головой. – Всеобщий призыв, а не ополчение?
– Позже обсудим. Есть у меня некоторые мысли по этому поводу. А пока давай послушаем, о чем эти упертые бараны толкуют.
Тем временем на кригсрааде дело перешло к откровенным оскорблениям, и я уже стал всерьез опасаться, что сходка перерастет в поножовщину. Но вдруг послышался громкий и спокойный голос Кооса ван дер Граафа. Ор мгновенно стих.
– Обидно мне смотреть, – уверенно чеканил слова проповедник, – как лучшие мужи предаются дрязгам и раздорам. И это в то время, когда нашей стране как никогда необходимы единение и сплоченность. Вы забыли путь, начертанный для нас Господом…
На несколько минут повисла трагическая пауза. Дождавшись, когда все окончательно проникнутся, священник заговорил снова.
– Я буду краток, – голос ван дер Граафа наполнился презрительной безразличностью, – если шакалы повадились резать ваших ягнят, вам надо уничтожить всю их стаю, а не заключать с ними договоры. Вы не понимаете простых вещей, люди.
– Сильный старик… – шепотом прокомментировал фон Бюлов и сунул мне фляжку с коньяком. – Если кто-то и достучится до этих баранов, то только он.
– Так и было задумано… – Я быстро отхлебнул и опять прислушался.
Проповедник уверенно сыпал цитатами из Библии, даже заставлял некоторых генералов растолковывать их, словом, виртуозно работал с аудиторией. Все постепенно сводилось к тому, что если кригсраад откажется поддержать наступление на филистимлян – то станет сборищем еретиков и богоотступников.
– Знайте, Господь не оставит вас в этом благом деле! – уже просто грохотал священник. – И видя ваше неверие, он явил знамение…
– Гм… – я хмыкнул. – Кажется, близится мой выход.
– Что? – не понял Пауль. – Какое знамение?
– Не спеши…
– Все вы знаете нашего брата Михаэля Игла, пожертвовавшего собой ради победы Республик… – Коос ван дер Грааф сделал трагическую паузу.
– Да, его доблесть и героическая жертва несомненны, – явно подыграл проповеднику Бота. – Но причем здесь он?
– Не спеши, сын мой! – торжественно провозгласил ван дер Грааф. – Терпение и еще раз терпение.
– Герр Игл, – из двери показалась лохматая голова одного из помощников священника, – прошу вас.
«Вперед, Мишаня… – скомандовал я сам себе, снял шляпу, перекрестился и переступил порог. – Пора явить знамение воочию…»
– Господь явил свою волю нам, сохранив жизнь этому достойному мужу, – прозвучали эхом слова проповедника, комментируя мой выход. – Но пусть он сам все скажет.
Я медленно обвел взглядом честное собрание. М-да… Буры есть буры. Явление живого мертвеца если и потрясло их в какой-то степени, то внешне это никак не отразилось. Хотя нет, глазенки-то полны изумления.
В комнате повисла мертвая тишина, нарушаемая только писком возящихся в углу мышей и бурчанием в чьем-то животе.
– Фельдкорнет Михаэль Игл, – коротко представился я и четко кивнул, щелкнув каблуками.
Первым справился с собой председательствующий на кригсрааде, убеленный сединами фельдкорнет от дистрикта Якобсдаль, Питер Якобсон.
– Несомненно, мы рады, что этот достойный человек остался жив, – отчеканил он. – Но какое отношение он имеет к обсуждаемому нами вопросу?
– Господь даровал сему чаду жизнь, – резко ответил Коос ван дер Грааф, – чтобы он вразумил вас. Говори, Михаэль.
– Да, пусть говорит! – выкрикнул Бота.
– Пусть скажет! – поддержали его Смэтс и Фронеманн.
Возражающих на кригсрааде не нашлось. А вот Жубер вел себя довольно странно: он потерянно водил взглядом по сторонам, будто не мог понять, где находится; казалось, старик что-то хочет сказать, но ни одного слова так и не промолвил.
Я на него не обратил особого внимания, потому что был полностью поглощен предстоящей речью.
– Уважаемое собрание, – собравшись с духом, тихо и проникновенно начал я. – То, что случилось в Дурбане…
Но фразу так и не закончил.
– Господь!.. Он… Он… – неожиданно вскочив с места и вздев руку к потолку, громко прохрипел Жубер. – Он все видит… знает…
Старик замолчал, обвел кригсраад невидящим взглядом и вдруг повалился навзничь. Все недоуменно на него уставились, даже не делая попыток помочь.
– Твою же мать!.. – я первым пришел в себя, – Доктора сюда! Позовите кто-нибудь врача!
Через несколько минут прибежал фон Ранненкампф с санитаром. Он властно разогнал всех по углам, склонился над телом старика, и почти сразу же встав, покачал головой:
– Медицина здесь бессильна. Он мертв. Сильнейший удар…
Наступила мертвая тишина. И первым ее нарушил Коос ван дер Грааф.
– Еще кто-нибудь станет сомневаться в воле Господа?.. – зловеще проскрипел проповедник.