— Вы будете говорить до новостей, после новостей продолжите. Учитывая тему вашего романа, вполне возможно, вам зададут вопросы о новостном сюжете.
Я кивнул, потом, встревожившись, спросил:
— О каком сюжете?
— Об израильско-палестинском конфликте.
Мунир
Я долго хранил надежду, что с течением времени расизм станет достоянием ничтожной горстки людей, останется этаким островком, деревенькой непроходимо тупых и упрямых галлов.
Неизлечимый оптимист, я принимал во внимание события, которые свидетельствовали о Франции, находящейся в становлении, позитивной, открытой, способной мыслить по-новому: на победе левых в 1981 году, на созданиии организации «SOS расизм», на появлении рэпа и культуры предместий, которую подхватила молодежь всех социальных слоев без различия цвета кожи, на победе нашей сборной, черно-белой команды, на чемпионате мира по футболу в 1998 году и последовавшей за этим эйфории… Это были знаки, что менталитет меняется, что люди стремятся к взаимопониманию, не обращая внимания на цвет кожи и вероисповедание.
Пусть идеальный мир не станет достоянием моего поколения, но следующее, безусловно, будет жить в более гармоничном мире. Нужно время, чтобы стерлись привычные клише, чтобы самоидентификация француза включила в себя новые пазлы. Настанет день, и не будет больше алжирцев, марокканцев, тунисцев, а будут одни французы.
Но пришли двухтысячные годы, и разразилась катастрофа. Алжирец, тунисец, марокканец сделались воплощением мифа об агрессивном завоевателе, который вскоре получил обобщенное имя — «араб». Родился фоторобот, вобравший в себя весь негатив. Расизм нашел новую возможность копить ненависть к непохожим. Нашелся новый источник страшилок — ислам. Но самое горькое, что пособниками расистов, обрывающих связи мусульман со всем остальным миром, стали сами мусульмане. Что используется любой повод, чтобы воспламенить Францию и все остальные страны. Что таким поводом стал израильско-палестинский конфликт.
30. Жертвы и палачи
Мунир
Октябрь 2000
Дети против солдат. Камни против автоматов. Началась вторая палестинская интифада
[92], и на наших экранах замелькали страшные картинки. Ариэль Шарон спровоцировал палестинцев, явившись в сопровождении полицейских на Храмовую гору. Он действовал так нарочно, в пику Эхуду Бараку, чтобы окончательно свести на нет результаты саммита в Кэмп-Дэвиде. Военный предпочитает воевать. Мяснику, устроившему резню в Сабре и Шатиле, снова понадобилась кровь — кровь палестинцев, которые каждый день гибнут от пуль ЦАХАЛ. Так он проводит избирательную кампанию, желая взять власть в свои руки. Что же будет, если он придет к власти? На какие действия окажется способен этот человек, когда встанет во главе страны, вступившей на путь безумия?
Конфликт широко освещается прессой, и, как мне кажется, журналисты целиком и полностью на стороне палестинцев. Не замалчивается жестокость мер, примененных Израилем. Однако агрессорам на всех наплевать. «Самоуверенный народ, желающий властвовать», — сказал о них Де Голль. И вот каждый день израильтяне доказывают справедливость его мнения.
В лицее израильско-палестинский конфликт — постоянная тема разговоров. Подростки, девочки и мальчики, конечно же, на стороне тех, кто, швыряя камни, отстаивает свое право на жизнь.
Нет сомнений, что Арафат в той же мере ответственен за случившееся. Говорят, что он повел себя крайне упрямо и требовательно во время переговоров. Вполне возможно, он рассчитывает этой «войной камней» добиться большего веса на мировой арене, заявить о себе как о непререкаемом вожде палестинцев. На мой взгляд, он вполне способен на подобные манипуляции. Арабские лидеры охотно жертвовали своим народом ради полноты власти. Но сколько, спрашивается, мучеников должны заплатить жизнью за его победу? И какая, собственно, победа? Он хочет получить весь Израиль и ту часть, которая была отведена палестинцам в 1947 году ООН?
Не знаю, что и думать об интифаде. Уверен, нам сообщают только часть правды, уверен, что лидеры обоих лагерей рассматривают ситуацию совсем не так, как сообщают журналистам и собственному народу.
Я мучительно размышлял о происходящем, переходя от гнева к сомнениям, когда меня позвала Фадила. Я вышел из кабинета в столовую.
— Посмотри, какой творится ужас!
Она смотрела новости по «Франс 2». Сначала я не понял, что именно ее так взволновало. Показывали очередное столкновение — как во всех новостях уже несколько дней.
— Ребенок, — уточнила она, ткнув пальцем в экран.
Я увидел испуганного малыша, который спрятался за своего отца. Услышал свист пуль. Услышал слова, которым не мог поверить: ребенку не жить! И снова автоматная очередь. Жена вскочила, зажимая руками рот, чтобы не закричать. Малыш больше не двигался. Он был мертв. Израильские пули убили его. Фадила разрыдалась.
— Убийцы! Убийцы! — причитала жена.
По моим щекам тоже текли слезы. Они убили сына на глазах отца, который не мог его защитить. Малышу было примерно столько же, сколько Сурии. Я представил себя на месте отца и содрогнулся от ужаса.
Сентябрь 2001
«Быть арабом становится все труднее», — сказал Жамель Дебуз
[93] на передаче у Тьерри Ардиссона
[94].
Юмористы шутят, прикрываясь пофигизмом, а нам, глядя в будущее, совсем не до шуток. Труднее? Что же будет? Перед нами закроется еще больше дверей? Ими будут громче хлопать? Нас станут больнее оскорблять, придумают нам новые, более ядовитые клички? Начнут кричать громче? Вышибалы в кафе сразу будут разбивать нос или всаживать пулю? Полицейские проверки будут еще чаще и еще унизительнее? Каждый из нас будет считаться опасным террористом? Если честно, расистам придется проявить недюжинные творческие способности, чтобы придумать для нас еще что-то новенькое. Но я в них верю: чего-чего, а фантазий у них хватает.
Не знаю, кто такой этот Усама бен Ладен, и уж тем более не понимаю, какие цели он преследует. Но уверен: ему наплевать, усложнит он нам жизнь или нет. Он решает свои проблемы, а не наши. Но больше всего я его ненавижу за то, что наша зеленая молодежь восхищается его подвигами и ваяет из него героя. Мальчишки, потерявшие ориентацию, лишенные возможности добиваться собственной цели, живут по примитивной логике Буша: там белое, здесь черное. Для них все ясно. И не надо ждать от них чувства вины. Светит солнце, а они заперты в предместье. Все наслаждаются светом, а их загоняют в темноту, отвергая в качестве тех, кем они себя чувствуют. Гнетущую тишину неприязни они разрывают звоном стекол, колотя железными прутьями по автомобилям и витринам. Они хотят жить. Мир для них двумерен. Араб меняет траекторию самолетов и обрушивает башни, гибнут сотни людей, но зато весь Запад дрожит от страха, и они рады. Бородач объявил войну, он воюет за ислам, и зеленые юнцы на его стороне.
