— Мы сегодня уже никуда не поплывем? — поинтересовался он, с некоторой опаской глядя на Весту, которая торопливо снимала с себя «ковбойку».
— Никуда, — пропыхтела она. — Мы переночуем здесь, а завтра тронемся дальше.
Закончив с рубашкой, она плюхнулась на диван, стаскивая спортивные штаны.
— Помоги мне с лифчиком, — попросила Веста. Она повернулась к Павлу бледно-рыхлой спиной, сплошь покрытой крупными родинками. Тот, скорчив физиономию, расстегнул застежку, на коже мелькнули багрово-вспухшие дорожки от тесных бретелек лифчика.
«Господи, дай мне силы…» — прикрыв веки, взмолился про себя он.
— Ты еще в джинсах? — удивилась Веста, обернувшись.
Нервно хихикнув, Павел расстегнул ремень. Громадные груди жены увесисто колыхались прямо перед его глазами, напоминая две авоськи со спелыми дынями. Или арбузами, что больше? Темно-коричневые чашки с крупными набухшими сосками бесстыдно тыкались чуть ли не в лицо.
«Дай мне силы, — повторил Павел. — Это не ты. Это… Иришка. Да-да, Иришка…»
Как завороженный — он разглядывал бледно-голубоватые вены, хаотичной паутинкой окружавшей тяжелые груди супруги.
— Выключи свет, — выдавил он, наконец справившись с джинсами.
— Ты не любишь ласкаться при свете? — кокетливо спросила Веста. — Ладно, можешь не отвечать. Я заметила, что ты стесняешься…
Поднявшись на ноги, она шагнула к выключателю. Совершенно некстати Павел обратил внимание, как Веста без тени смущения вытянула из бесформенно-отвисших ягодиц застрявшую полоску черных кружевных трусов.
— Давай не будем выключать все? — спросила она. — Хорошо?
Павел промолчал, и Веста щелкнула кнопкой.
Каюта погрузилась в полумрак, и единственным источником освещения осталось миниатюрное бра из ярко-алого стекла.
Матово-клюквенного света, которое источало бра, хватало лишь на полку с музыкальным сувениром в виде скрипичных ключиков, мерцающих в сумерках. До фотографии известного композитора скудный свет уже не дотягивался, и со стены на молодоженов пялилось мутное пятно с черными дырами вместо глаз.
— Пася, — тяжело выдохнула Веста, наваливаясь на Павла. — Я уже… успела соскучиться. Безумно хочу тебя, милый!
Пока она кряхтела, вылизывая его соски, Павел с силой зажмурился.
Это не Веста. Нет, нет никакой толстой жирной коровы, отвратительно воняющей потом и чесночным сыром. Рядом с ним его новая любовница Иришка, восхитительная шатенка с потрясными сиськами и сочными, как вишенка, губами. Она благоухает сладким ароматом тропических фруктов и вечерним бризом, она осыпает его поцелуями, и сейчас она… она… то есть они…
— Ну? Что же ты? — прошептала Веста. Она затеребила пальцами вялый пенис Павла, и он мучительно выдохнул.
«Давай, сучка. Клевая, сочная девушка… загорелая, с крепкими грудками… как теннисные мячики… упругими… с нежной… бархатистой кожей…»
Раньше с Вестой это срабатывало.
Однако теперь сознание Павла наотрез отказывалось рисовать образ сексуального партнера, и как он ни напрягал воображение, ничего не выходило. Вместо привлекательной молодой девушки перед его глазами маячила растрепанная голова сорокачетырехлетней обрюзгшей жены и ее огромные колыхающиеся сиськи.
«Авоськи с дынями, твою мать».
Собственно, так было и наяву.
— Давай… — услышал он ее голос.
Павел пытался «давать», пытался изо всех сил, но эрекции не было. Казалось, его маленький приятель впал в глубокую спячку, и все усилия Весты его расшевелить были бесплодны.
Провозившись еще минут пять, она села. Глубоко вздохнула, вытерла рот, после чего подползла к мужу.
— Это все вино, — оправдываясь, произнес Павел. — Завтра все будет иначе…
— Не знаю, — задумчиво откликнулась Веста. — Раньше ты выпивал намного больше, и у нас получалось даже два или три раза подряд.
— Извини.
Она молча рисовала пальцем невидимые узоры на впалой груди супруга.
— Мой цыпленок… Я люблю тебя, — наконец промолвила женщина. — И я хочу, чтобы между нами не было никаких недомолвок. Если между любимыми возникают какие-то вопросы, их нужно обсуждать. Нельзя загонять проблемы внутрь, правильно?
«Правильно, — угрюмо подумал Павел. — А ты, оказывается, еще и психолог».
— Весточка, я просто устал, — попробовал улыбнуться он.
— Я ни в чем тебя не виню, — примирительно сказала Веста. — Просто… понимаешь, для женщины очень важно понимание того, что она желанна. Желанна и любима.
Наружу рвался смех, рваный и истеричный, но Павлу усилием воли удалось сдержать его, затолкнуть обратно внутрь, как край рубашки, выбившийся на ходу из-за брюк.
— Ты меня любишь, Пася? — вдруг спросила Веста.
— Конечно, солнышко. Я люблю тебя, — тихо произнес он. — Люблю больше всего на свете, родная лапуля. Поверь.
Веста внимательно смотрела на него.
— Если бы я тебе не поверила, мы не поженились бы, — вполголоса ответила она. Наклонившись, она поцеловала его в лоб. Потом в нос, и в каждую щеку.
«Если она снова начнет лизать меня, я блевану», — в смятении подумал Павел.
— Ты умеешь хранить тайны, малыш? — внезапно спросила Веста, подняв голову. Он замер, наткнувшись на пронзительный взгляд ее громадных телячьих глаз.
— Я хочу кое-что рассказать тебе, — добавила она.
— О чем речь, дорогая, — напряженно засмеялся Павел. — Разве я давал тебе повод сомневаться во мне? Что это за секрет такой? Что-то вроде восьмой ноты, о которой мечтал твой брат?
Веста молчала, продолжая изучающе разглядывать мужа, и это ему не понравилось. Что она задумала?
— Что-то случилось? — посерьезнел он.
— Нет, ничего не случилось. Просто ты единственный, кто у меня есть. И кому я могу доверять свои проблемы.
— Проблемы? — удивленно переспросил Павел. — Что у тебя случилось?
Теперь рассмеялась Веста.
— Ты так отреагировал, как будто я тебя заставила голышом драить палубу, — усмехнулась она. Похлопав по тощему плечу Павла своей массивной рукой, она поднялась с кровати. Диван облегченно скрипнул, освободившись от стодесятикилограммового тела хозяйки яхты.
— Все в порядке, цыпленок. Всему свое время. А сейчас я в душ, — объявила она.
Павел кивнул со смиренным видом, но как только Веста вышла из каюты, лицо его приняло озлобленное выражение.
«Угу. Семь пятниц на неделе. Тайна, душ… Кстати, о душе. Тебе не мешало бы сполоснуться еще сегодня утром, грязная корова».
* * *
Войдя в душевую кабинку, Веста повернула кран. Кожу обожгла колкая ледяная струя, но женщина сознательно не стала включать подачу теплой воды. Стиснув зубы, она в неподвижности стояла под холодным душем, понуро опустив голову вниз. Наконец, когда ее кожа задубела и, покрывшись крупными пупырышками, начала отливать синевой, она выключила кран. Затем уставилась в небольшой квадратик зеркала, внимательно рассматривая собственное отражение.
