Он был готов поклясться, что человек у леса видит его — одинокого, еще секунду назад светившего с балкона десятого этажа огоньком сигареты. И этот ответный жест предназначался именно ему, Паштету Комолкину.
Под пальто забрался новый порыв ветра, ноги в тапочках оледенели, и парень спешно вернулся в квартиру. Выбросил собачника в парке из головы. Подул на озябшие ладони, мимоходом включил чайник. И снова услышал, как наверху мяукает кот. Протяжно, горестно, будто его не кормили целую неделю…
На следующий день снег не шел, но легкие заморозки не позволили уже выпавшему растаять. Покров потемнел, покрылся пленкой от автомобильных выхлопов, но все еще оставался прекрасен и почти свеж.
Пустые дворы вокруг нового дома заставляли Паштета нервничать попусту, и он даже нахамил продавщице в ларьке. Та обиделась и в ответ на просьбу продать сигареты и пиво демонстративно потребовала паспорт.
Вечером этого дня Павел снова курил на балконе.
Температура упала еще сильнее, и у него мерзли кончики ушей, но он намеренно не надевал шапку и наслаждался колкой морозной свежестью. Отчаянное мяуканье соседского кота пробивалось даже через бетонные перекрытия и стеклопакет балконной двери.
На опушке леса снова стояла фигура. Та же самая, в пуховике с капюшоном. Неподвижная, как манекен из торгового центра. Впрочем, почти сразу Комолкин заметил, что находится «манекен» не на прежнем месте — на несколько метров ближе к дому, уже вне границы облепленных мокро-белым сосен.
За мужчиной тянулся короткий пунктир свежих следов. Яркий настолько, что даже издали казался шрифтом Брайля — проведи рукой, и считаешь скрытое послание…
Павел докурил, но в квартиру возвращаться не спешил. Встав так, чтобы быть как можно незаметнее при взгляде снизу, он изучал необычного мужчину. Несмотря на отсутствие видимых причин, тот будоражил его интерес и заставлял задаваться множеством вопросов. Комолкин решил, что основа этого любопытства кроется в ничтожной заселенности едва сданного дома — любой встречный в таких условиях казался как минимум заслуживающим внимания…
— Ну и кто ж ты такой? — тихонько ухмыльнулся он, косясь на вылетающие изо рта облачка пара. — Такой же счастливчик с ипотекой на горбу? Сторож со стройки? Аспирант НГУ на ежевечернем моционе? Полубезумный дед из первых строителей Академа?
Он хохотнул, поймав себя на излишней нервозности смеха. А может, ему самому взять в привычку вечерние прогулки? Купить фонарик, одеваться потеплее? Может быть, даже брать с собой термос чая… Впрочем, к черту термос, сойдет и фляжка с коньяком…
Паштет подался к перилам и снова выглянул во двор. Фигура стояла на прежнем месте: темное пятно на белоснежной простыне автопарковки. Прожектор со стройки почти не добивал до мужчины, внешнего подъездного освещения на доме пока не установили, а потому тот прятался в плотных тенях и не позволял себя рассмотреть.
Паштет озяб. И окончательно перестал насмехаться над теплой паркой гуляющего по лесу человека. Впрочем, гуляющего ли? Следы на снегу указывали, что тот, разумеется, двигался. Однако сам Паша этого не видел.
Задумал последить за незнакомцем позже. Но когда, предварительно выключив в комнате свет, перед сном сунулся к окну, на стоянке было пусто — лишь нацелилась от леса к дому тонкая цепочка следов. Обрывающаяся так, словно мужчина сделал десяток шагов, а затем улетел…
На следующий день Паштета до дома подбросил на машине коллега. Причем через гипермаркет, великодушно позволив сделать запасы. Нагруженный магазинными пакетами, Комолкин даже не подумал осмотреть площадку перед высоткой. А когда разобрал продукты, принял душ и перекусил, сил не осталось даже на вечерний перекур — Пашка упал на матрас и почти не вспомнил про странную фигуру во дворе.
Снилось ему что-то неприятное, обрывочное, проскакивавшее в сознании, будто под раздражающими вспышками стробоскопа. Тревожный сон не принес облегчения, заставив проснуться нервным и вымотанным.
А вечером Паштет снова заметил мужчину во дворе.
На этот раз незнакомец стоял ощутимо ближе к дому — примерно на полпути между краем бора и подъездом самого Комолкина. На свежайшей глади снега виднелась новая цепь следов, угольно-черный пунктир, тонкая дорожка от опушки, на этот раз удлинившаяся еще на пару десятков шагов.
Паша щелкнул зажигалкой, но до сигареты огонька не донес. Так и замер, глядя на фигуру внизу. Пытаясь убедить себя, что ничего угрожающего или тревожного в ней вовсе нет. И если человеку нравится часами стоять без движения, это еще ни о чем дурном не говорит. Может, тот любит медитировать и именно поэтому так тепло одевается?
Но мозг убеждал в одном, а сердце отбивало совсем иную морзянку. Оно сжималось, предрекало недоброе и заставляло Паштета злиться на самого себя. Заставляло с горьким сожалением вспоминать шумную коммунальную квартиру, которую они еще недавно снимали с приятелями… и преисполняться недоумением — как его вообще занесло в такую глушь, на самую орбиту города, где и улицы-то еще названий не имели?
Академ, конечно же, жил в своем ритме, от остального Новосиба отличном. Неспешном, отчасти деревенском, если кому угодно. Но мужчина внизу в понимании Комолкина выбивался и из него. Он был слишком малоподвижен. До нереальности. До воспоминаний о детских страхах, когда спросонья принимаешь висящий на двери халат за опасного чужака, молча наблюдающего за твоим сном…
Паштет спрятал так и не прикуренную сигарету в пачку, сглотнул холодный бесформенный комок. Поднял руку, отчего-то тяжелую и непослушную, и вяло помахал одинокому силуэту на пустой стоянке. Прикусил губу, ожидая ответного жеста, но на этот раз фигура осталась неподвижной. При этом Комолкин был готов поклясться, что мужчина смотрит вверх, изучая его неубедительное дружелюбие из недр глубокого капюшона.
Соседский кот опять вопил, но на этот раз не так громогласно. Будто устал…
Весь следующий день Паштет думал про странного мужика во дворе. Про то, что так и не заметил выгуливаемую им собаку. Про то, что перед сном тот снова исчез, оборвав цепь следов так, будто вернулся по ним пятками вперед.
Суетные мысли мешали работать и грозили превратиться в наваждение. В отчеты то и дело вкрадывались ошибки. Привычная болтовня с коллегами о просмотренных фильмах или новых компьютерных играх казалась глупой и бессвязной. В сердце засела колючая заноза недоброго предчувствия. На всякий случай Паша нашел на электронной карте ближайшие отделения полиции. И травмпункты. И даже адрес части МЧС.
Распекая себя за глупые домыслы, Комолкин вернулся домой. Перед тем как войти в подъезд, внимательно осмотрел двор, погруженный в недобрые подступающие сумерки.
Огромная стоянка была пуста, пятак с аляповатым детским городком тоже. Три легковые машины, стоящие перед домом, покрылись почти растаявшими корками грязно-серого снега. На стройке горел неизменный фонарь. По двору мело гадко-леденящим ветром. В бору противно каркала ворона.
