«Если, конечно, он вообще прибудет», — мрачно подумал Павел, вздохнув.
Пожалуй, это самый лучший выход. Так или иначе, Веста не жилец.
Громко заурчал желудок, настойчиво клянча завтрак, и Павел поймал себя на мысли, что кроме апельсина и кусочка чесночного сыра, которые он сжевал еще вчера днем, больше ничего не ел. Шампанское не в счет. Хорошо, что холодильник был забит под завязвку различной снедью (Веста позаботилась о том, что заказ с алкоголем и провизией доставили на причал аккурат к тому времени, как они пересаживались на яхту).
Возвращаться в каюту не хотелось, но все запасы пропитания были в холодильнике, и, помешкав, Павел нехотя поплелся в сторону кокпита.
Вонь в каюте стояла несусветная, воздух словно спрессовался в громадный прогорклый кусок старого жира. К уже имевшемуся букету спекшейся крови и пота добавился стойкий запах мочи.
«Похоже, Веста обоссалась, пока была в отключке», — подумал Павел, морща нос.
Он открыл холодильник и, окинув его содержимое критическим взором, вытащил наружу белый хлеб, кусок копченого бекона, упаковку с красной рыбой, нарезку с сыром, а также пакет ягодного сока.
Как только Павел сорвал зубами полиэтиленовую обертку с бекона и его ноздри защекотал сочный аромат копченого мяса, желудок затарахтел с утроенной силой. Он наспех соорудил здоровенный бутерброд, чувствуя, как рот наполняется густой слюной.
— Пася, — раздалось за спиной, и Павел едва не выронил свой «сэндвич».
Он обернулся, вздохнув с облегчением — Веста все так же была на полу, и она была связана.
— Ты меня напугала, дура, — обронил он, жадно вгрызаясь в бутерброд.
— Пася…
Окусив громадный кусок, Павел добавил с набитым ртом:
— Я с тобой неврастеником стану.
Веста молча смотрела на жующего мужа. Поражали ее глаза. Огромные и прозрачные, словно хрустальные полусферы, в которых, казалось, отражался не только Павел, но и вся каюта, весь бардак, царивший в ней, вплоть до тускло мерцающих осколков от разбитых бутылок на полу. На распухшем лице Весты, покрытом багровыми кляксами крови, эти глаза смотрелись сюрреалистично. Их будто сковырнули с некой гротескной куклы и с силой вдавили в тестообразное лицо раненой женщины, залитое кровью.
— Я думал, ты сдохла, — вновь заговорил Павел, прожевав холодное месиво из хлеба и бекона. — Немногие бы выжили от удара «пузырем» по башке. Особенно из-под шампуся.
— Когда я открыла глаза, я решила, что мне привиделся кошмар, — медленно произнесла Веста. Елозя локтями, ей удалось немного приподняться, и теперь она сидела у стенки, прислонившись к ней спиной.
Павел закивал.
— Мне тоже ужасы снились, Веста. Точно не помню, но, кажется, ты лезла ко мне целоваться.
Даже сквозь густые потеки крови было видно, что лицо женщины приобрело пепельный оттенок.
— Значит, все по-настоящему? Ты решил избавиться от меня? — тихо спросила она.
Павел поперхнулся, закашлявшись, изо рта полетели крошки хлеба. Когда кашель утих, он покрутил пальцем у виска:
— Ты что, на ручнике, Веста? Уж пора бы въехать, что наша культурная программа слегка изменилась, и теперь я капитан на этом корабле.
— Это ужасно…
— Совершенно с тобой согласен, это полный п…ц, — кивнул Павел. — А еще более ужасно, что ты мне чуть палец не отгрызла. Посмотри! Тебя нужно держать в клетке!
Веста моргнула, уставившись на мизинец супруга, замотанный окровавленной салфеткой.
— В рубке есть аптечка, — робко сказала она. — Там ты найдешь антисептик и перевязочные материалы. Если ты меня развяжешь, я тебе помогу.
— Угу. Нашла дурака за четыре пятака, — кривляясь, сказал Павел. Он подмигнул жене, запихнул в рот остатки бутерброда и вытер засаленные руки о джинсы.
— Развяжи меня, — несмело попросила Веста. — У меня жутко болит голова. Наверное, у меня сотрясение.
«Немудрено» — скользнула у Павла мысль, когда он бросил взгляд на макушку Весты. «Другой на твоем месте вообще ласты бы склеил»
— Пожалуйста, — снова подала она голос.
Павел залился каркающим смехом:
— Пожалуй, тебе лучше поспать, Веста. От твоего голоса у меня начинает трещать башка, как будто по зубам напильником елозят.
— Пася…
— Не называй меня этой гребаной кличкой! — неожиданно взъярился он, и Веста испуганно захлопала глазами. — Я Павел! Называй Пасями своих лобковых вшей! Поняла, куча навозная?!!
В глазах Весты заблестели слезы.
— Зачем ты так, — всхлипнула она. — Па…
— Ну? — жестко усмехнулся Павел. — Продолжай. Назови меня еще раз так — и снова получишь бутылкой по кумполу. Может, на этот раз он у тебя треснет, и я хоть увижу, какого цвета у тебя мозги. Если они вообще у тебя есть. Не удивлюсь, если у тебя в черепной коробке тоже сало.
— Павел, — упавшим голосом произнесла Веста, и черты лица мужчины разгладились.
— Вот и умница, — похвалил он, открывая упаковку сыра.
— Ты все знал.
— Что именно? — осведомился Павел, засовывая испещренный разнокалиберными дырками кусочек сыра в рот.
— Про мои деньги. Ты все знал заранее.
Павел ухмыльнулся.
— Конечно, знал, тупица. Или ты думаешь, что я действительно втрескался в тебя по уши, как прыщавый пятиклассник?
Взгляд Весты остекленел, рот приоткрылся, и Павел едва удержался от смеха. Его жена выглядела так, словно шестеренки в ее голове, заскрежетав, неожиданно заклинились, и весь ее мыслительный процесс застопорился. Для полной картины разве что струящегося дыма из ушей не хватало…
— Понимаю, твое сердце разбито, — сочувственно произнес Павел, потянувшись к пакету с соком. — Но это ведь жизнь, милая моя. Сегодня люди любят друг друга, а завтра между ними уже нет ничего общего. Се ля ви. Насильно мил не будешь. Так происходит во всем мире.
— Ты обманывал меня, — хрипло проговорила Веста.
— Обманывал, — не стал спорить он. — Если честно, это было весьма забавно.
Она глубоко вздохнула, подняв голову.
— Значит, ты все спланировал заранее? Ты подыскал себе сообщника, который ждал нас в бунгало? Там, в Хантли? Но я спутала твои карты этой поездкой?
— Ты необыкновенно догадлива, — изрек Павел, делая долгий глоток.
— Тебе так нужны деньги, что ты готов убить человека? — спросила Веста, пристально глядя ему прямо в глаза.
Павел поморщился, смахнув с губ розовые капельки сока:
— Не вынуждай меня исповедоваться, Веста.
Он взял со столика телефон.
— Я сейчас сделаю один звонок, так что тебе придется помолчать. Лады? Не вынуждай меня наказывать тебя.
