– Кобели, идите прочь!
Ката прищурилась. Постепенно до нее дошла суть происходящего. Ну, конечно же, скорее всего, в здании находятся бездомные собаки, вой которых по ночам мешает спать жителям близстоящих домов. Вот они и вышли с плакатами на демонстрацию.
– Надоели кобелюги! – не унималась старуха. – Надоели сучки!
После этих слов бабки у Катарины не осталось и доли сомнений.
Теперь, как говорится, находясь в материале, Катка почувствовала себя намного легче.
Присоединившись к толпе, она внесла свою лепту:
– Собакам здесь не место! Они должны содержаться в специальных питомниках! Прекратите измываться над животными!
Подъехала машина. Оператор в компании молоденького корреспондента выскочили из машины и направились к митингующим.
Катарина притихла. Как-то не очень комфортно бороться против животных под прицелом камер.
И надо было такому случиться, что из всех собравшихся корреспондент подошел именно к Копейкиной.
– Скажите, – обратился паренек, – что сподвигло лично вас выйти на акцию протеста?
– Э… ну как что? Посмотрите сами. Это здание слишком маленькое для кобелей и сучек. Им нужны более просторные условия существования. Нельзя ущемлять их права.
Паренек обалдел:
– То есть, если я вас правильно понимаю, вы на их стороне?
– Конечно, на их. А по-вашему, они не заслуживают уважения?
– Но… гм…
– Ситуация неоднозначная. С одной стороны, жителям мешает шум, – говорила Катка, – кому приятно каждую ночь слушать вой. Но с другой – они ни в чем не виноваты. В первую очередь виноват владелец данного заведения. Он должен был сто раз подумать, прежде чем открывать его в столь неподходящем месте.
Корреспондент покрылся испариной:
– В неподходящем месте? Кхм… странная у вас позиция. А где, интересно, найти такие подходящие места? Мне кажется, их вообще не должно быть, в принципе.
Катарина вспыхнула:
– Молодой человек, побойтесь бога! Как вам не совестно такое говорить. У вас каменное сердце!
– Вы забываете о нормах морали.
– Да, конечно, теперь вы приплели мораль. Тогда давайте их всех усыпим и будем спать спокойно.
– Ну зачем же прибегать к таким радикальным мерам.
– Бороться можно единственным способом. Правительство выделяет для этих целей средства. И правильно делает. Это действительно самый гуманный выход из положения. Необходимо кастрировать кобелей и стерилизовать сук, тогда…
Договорить Ката не успела. Паренек покачнулся, заморгал длинными ресницами и рухнул на землю.
Вокруг него начали суетиться.
– Чего ты ему сказала? – спросила бабка.
– Сказала, что нужно кастрировать кобелей, а он в обморок упал.
Старушенция присвистнула:
– Кастрировать? Ну ты, девка, загнула. Они ж все-таки люди.
– Кто люди?
– Так кобелюги эти.
– В здании живут собаки?
– Не живут, а работают. И не собаки, а девки. Сауна это. Проститутки здесь клиентов обслуживают. Кобели ночью на дорогих иномарках приедут, а сучки размалеванные им услуги оказывают.
Копейкина покрылась липким потом.
Парень открыл глаза.
– Где я? – спросил он, глядя на перепуганного оператора.
– Санек, что с тобой?
Ткнув указательным пальцем в Катку, он прошептал:
– Она садистка!
Ката начала заикаться. Покосившись на подошедшего Додикова, она пробормотала:
– Иван, я т-тебя по-подожду в по-подъезде.
– Постой!
Но Ката уже неслась подальше от людских глаз.
У квартиры Додикова она опустилась на корточки и зажала голову руками.
– Стыдобища какая. Позор!
Ей хотелось провалиться сквозь землю.
На корточках она просидела около часа. Когда створки лифта открылись и на площадке появился Додиков, Ката быстро заговорила:
– Я не виновата. Ты меня не предупредил.
– Почему корреспондент лишился чувств?
– А он не сказал?
– Нет. Как только ты убежала, он вскочил на ноги, и они с оператором смотались.
– Фу! Одной проблемой меньше. Думаешь, репортаж выйдет?
– Вряд ли. А все-таки о чем вы так продуктивно побеседовали?
– Вы закончили акцию протеста? – Катка сделал вид, что не услышала вопрос Ивана.
– На сегодня да.
– Значит, мы можем наконец поговорить о Беляне.
Додиков открыл дверь:
– Заходи.
Пока Иван переодевался, Катарина смотрела в окно на то самое место, где час назад ее дернул черт ляпнуть про кастрацию. По телу пробежал озноб.
– Я готов, – возвестил хозяин квартиры. – Задавай вопросы.
– Начни с самого начала.
– Говорить, по большому счету, нечего. Мы с Беляной познакомились в булочной. Потом начали встречаться…
– Сразу?
– А чего тянуть? Она женщина симпатичная, я тоже недурен собой.
– А жена?
– К тому времени отношения с Веркой дали трещину. Мы уже были на грани развода.
– И?
– Насчет Фешевой я особых иллюзий не питал. Знал, что дальше банального романчика дело не зайдет. Да и она прекрасно осознавала, что мы не подходим друг другу в качестве законных супругов. Так… встречались, развлекались. Не более того.
– А ребенок?
Додиков нахмурился:
– Ты только не сочти меня за мерзавца, но… я до конца не уверен, что Беляна забеременела от меня.
– Типичный мужской ответ.
– Нет, пойми меня правильно, от своего ребенка я бы не отказался, но Фешева сама заявила о моей непричастности к беременности.
– Интересно!
– Я сам опешил. Узнав, что она в положении, немного струхнул. Не отрицаю – что было, то было. Но потом поразмыслил и пришел к выводу, что наследник мне совсем не повредит. Уже хотел обрадовать Белянку, а она вдруг пропала. Два месяца пытался до нее дозвониться, несколько раз дежурил у подъезда. Тщетно. Увиделись, когда у нее живот округлился. Беляна сильно изменилась. Сказала, что не желает меня знать, и попросила оставить ее в покое.
– Ты настаивал, требовал от нее объяснений?
– Разумеется. Но стоило мне заговорить о ребенке, как она расхохоталась и понесла ахинею. Якобы зачала не от меня и вообще жалеет, что судьба столкнула нас в тот роковой день в булочной. Я ей не поверил, пытался понять что к чему – все напрасно. Беляна была непреклонна. Мне показалось, передо мной стоит совсем другая женщина. Не та беззаботная Белянка, с которой я познакомился.
