«Толпы пленных и скот угонялись из Закавказья в центр Урарту – Биайну».
«На протяжении почти всего VIII века до нашей эры Аргиштихинили был крупнейшим, если не единственным, административным центром в Закавказье»
[1341]. Таким образом по воле Пиотровского и вопреки тому, что до этого читал Сталин у Шестакова и грузинских историков, в Закавказье VIII века до н. э. все меньше места оставалось для цивилизации древнегрузинских племен. Лишь однажды Пиотровский глухо упомянул хеттов, впрочем, никак не связав их с протогрузинскими племенами. Но Сталин и на это чутко отреагировал: «Под страной Хате следует разуметь мелкие хеттские княжества в северной Сирии»
[1342].
Автор статьи подводил итоги, так ни разу не упомянув грузинские племена и не определившись в отношении языка урартских текстов. Я не знаю, чувствовал ли Борис Борисович Пиотровский весной-летом 1951 года, какая туча собирается в Кремле, чтобы пасть на его голову? Наверное, нет. Действительно большую опасность мало кто предчувствует.
В конце 30-х годов Пиотровский возглавил экспедицию, которая раскопала развалины последней столицы Урарту город Тейшебаини на холме Кармир-блур, близ Еревана. Упоминая об экспедиции, он писал: «Раскопки этой крепости, производящиеся Академией наук Армянской ССР и Государственным Эрмитажем, дали богатейший материал, характеризующий культуру последнего периода истории Урарту»
[1343].
Судя по зигзагам, линиям и стрелкам, Сталина потрясла «противоестественная» связь между Эрмитажем и Академией наук Армении. В гневе он так и написал на верхнем поле листа: «Какая между ними связь?»
Пиотровский сам, не подозревая того, как бы все больше дразнил Кобу – «коммуниста-интернационалиста», «Вождя и Учителя народов», «корифея советского языкознания». В предпоследнем абзаце своего труда он писал, а Сталин подчеркивал: «С падением последнего оплота урартской власти в Закавказье, с разрушением скифами города Тейшебаини, заканчивается целый этап развития общества, когда значительная часть Армении входила в состав древневосточного рабовладельческого государства Урарту». Но что-то, видимо, сработало в душе историка. Возможно, ему помогла годами вырабатывавшаяся интуиция, вовремя предостерегающая об опасностях советского идеологического минного поля? Или он был осведомлен, что, как человек близкий когда-то к академику Марру, находится под особым подозрением? Скорее же всего, он, как и многие в стране, знал об антиармянских и грузинофильских настроениях вождя и поэтому сделал единственно правильный шаг. В самом последнем абзаце Пиотровский написал: «В процессе распада этого большого государства Передней Азии, на основе слияния народов мелких стран, входивших в состав Урарту, при освоении его культуры возникли современные народы Закавказья – армяне и грузины, создавшие в последних веках до нашей эры свои государства»
[1344]. Справа на полях Сталин поставил знак «N.», а слово «возникли» дополнительно обвел карандашом. Уф-ф! Можно сказать, пронесло.
Среди сохранившихся книг библиотеки Сталина я нашел только одну, имевшую отношение к древней истории или культуре Армении. Это армянский народный эпос «Давид Сасунский» с дарственной надписью переводчиков
[1345].
В начале 70-х годов прошлого века, будучи аспирантом Института истории СССР, я несколько раз слышал яркие выступления Б. Б. Пиотровского. Мог ли я или кто иной подозревать, что в 1951 году его судьба могла быть прервана одной чертой мягкого синего карандаша? Не подозревал об этом и лауреат вполне заслуженной Сталинской премии.
* * *
После войны работы Пиотровского были положены в основу главы об Урарту известного учебника В. И. Авдиева «История Древнего Востока». Авдиев сам преподнес Сталину еще первый вариант учебника, точнее, стенограмму лекций, прочитанных в Высшей партийной школе при ЦК ВКП(б) в 1940/41 учебном году. В довоенных лекциях Авдиев отдал дань яфетической теории. Тогда он рассказывал слушателям: «Весьма возможно, что протохетты и близкие им по языку палайцы родственны другим древнейшим племенам Передней Азии, которых современные исследователи называют “азианическими”, вводя в эту группу Северную Месопотамию, и халдов, обитавших на территории Армении; по-видимому, они родственны и “яфетическим” племенам Кавказа. Наряду с более древними племенами, населявшими эти области Малой Азии и Северной Сирии, здесь, начиная со второго тысячелетия до н. э., обитали и другие племена, резко отличающиеся по своему языку от племен “азианической” группы. Некоторые ученые полагают, что в начале второго тысячелетия до н. э. здесь произошло крупное переселение племен. Однако нельзя объяснять все явления истории одними лишь миграциями племен и народов. Изменения языка и культуры могут в значительной степени объясняться теми крупными сдвигами, которые происходили в процессе изменения социально-экономических отношений (Марр! – Б. И.). Если древние племена протохеттской группы родственны по своему языку хурритам (харрийцам) и субарейцам, то более поздние хеттынеситы и близкие к ним по своему языку лувийцы говорили на языке очень близком к языкам народов так называемой индоевропейской группы. Целый ряд слов в этом позднехеттском языке дает близкие аналогии к словам латинского, греческого, древнеиндийского и даже древнеславянского языков. Таковы хеттские местоимения quis, quit, вполне соответствующие латинским quis, quid, хеттское uq, аналогичное греческому έγμ, наконец, хеттское существительное kimmant, чрезвычайно близкое греческому χειμών и даже русскому “зима”»
[1346]. Так Авдиев попытался совместить марризм с вполне очевидными показаниями индоевропейского сравнительно-исторического языкознания. Примечательно, что в России, еще до дискуссии, не лингвисты, а археологи, палеоантропологи, этнографы (Третьяков) и представители других гуманитарных дисциплин пытались найти связующее звено между различными подходами в исторической этнолингвистике
[1347].
