Предлагаем следующий порядок дня совещания.
Общее положение в советском языковедении – докладчик ученый секретарь Президиума Академии наук СССР проф. Толстов С. П.
Состояние и задачи научно-исследовательской работы в области изучения русского языка – докладчик заместитель директора Института русского языка проф. Филин Ф. П.
Состояние и задачи научно-исследовательской работы в области развития языков и письменности народов СССР – докладчик сотрудник Института языка и мышления Академии наук СССР, член-корреспондент Академии наук СССР Дмитриев Н. К.
Возможный срок созыва совещания 15–20 ноября с.г.; число участников 20 человек. Просим Вашего согласия.
По существу, перед нами бюрократический отчет о проделанной аппаратной работе по закручиванию очередных идеологических «гаек» в области лингвистики. Эта работа должна была закончиться новой волной репрессий против упрямствующих традиционалистов, а главное, серьезными кадровыми изменениями. На смену более терпимым марристам должны были прийти более жесткие и, добавим, менее грамотные и талантливые. Не случайно в числе участников совещания и докладчиков в записке совсем не упоминается академик И. И. Мещанинов – академик-секретарь Отделения языка и литературы АН СССР и директор Института языка и мышления им. Н. Я. Марра. Примерно по той же схеме протекали кампании в других областях, в частности в биологии, физиологии, истории, литературной критике и т. д. Сначала печатались застрельные и, как правило, злобно-обличительные статьи, затем «объективности» ради давали покаянные публикации разоблаченных «вредителей», «очернителей», «буржуазных прихвостней» и т. д. После этого публиковались одобрительные отзывы на «справедливую» критику, затем безошибочно «разоблачали» группу злостных тайных врагов очередного «марксистско-ленинского» учения, затем организовывались совещания, на которых делались окончательные идеологические и административные выводы. Судя по записке В. Кружкова и Ю. Жданова, с одобрения высшего руководства к ноябрю 1949 года начальные этапы стандартной промарровской языковедческой кампании были успешно пройдены. В записке почему-то не упоминается о том, что кампания началась и была поддержана статьями в «Правде», которые систематически публиковали сначала в январе, а затем в сентябре 1949 года. И уже затем эту кампанию подхватили «Литературная газета» и «Культура и жизнь». Возможно, напоминать об этом главному редактору «Правды» (товарищу Суслову) не имело смысла. Обратим внимание и на то, что в записке говорится о необходимости проведения в ноябре того же 1949 года итогового совещания, назывались фамилии главных докладчиков и возможное число участников. Хотя записка была подана в начале ноября, но, хорошо зная, как медленно разворачивалась советская партийно-бюрократическая машина, можно предположить, что помимо названных докладчиков уже были неофициально проинформированы другие будущие участники совещания (те самые двадцать человек) из Москвы, Ленинграда и союзных республик. Эта деталь важна тем, что она объясняет промарровский уклон большинства статей, поступивших в начале дискуссии 1950 года в редакцию «Правды». Не исключено, многие ее потенциальные участники предполагали, что вместо узкого совещания в ЦК высшее руководство страны решило придать новой промаровской кампании государственный размах. Неудивительно, что когда потребовалось получить антимарровские статьи от до смерти запуганных традиционалистов-компаративистов, то партийному аппарату и самому Сталину пришлось провести специальную закулисную работу. Понятным становится и то, почему в подавляющем большинстве вольные и невольные участники этих событий были сначала убеждены – официальная точка зрения на Марра и его учение осталась непоколебимой, то есть власть поддерживала и продолжает поддерживать марризм. Да и попробуй в этом сомневаться, если в течение всего 1949 года Отдел агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) «перетряхивал» Академию наук СССР, академии союзных республик и местные научно-исследовательские учреждения, выявляя враждебные элементы, которые «пытаются сохранить в неприкосновенности основы буржуазной науки о языке». Более того, оказывается, в Академии наук Армянской ССР уже «разоблачена группа языковедов, стоящих на позициях буржуазной науки и выступающих против учения акад. Марра». Без всякого сомнения, в кругу языковедов уже стало известно о снятии с работы и возможном аресте двух крупнейших армянских лингвистов, не признающих «новое учение о языке»: академике-секретаре АН Армянской ССР Гр. Капанцяне и преподавателе Ереванского университета Гр. Ачаряне. Так что пропагандистская кампания катилась по давно обустроенной колее, ждали только сигнала, чтобы начать последний и самый главный акт. Но со дня подачи записки и до начала 1950 года никаких указаний сверху не последовало, хотя в русле подготовки к предполагаемым событиям уже упоминавшийся Г. П. Сердюченко издал брошюру в серии «Вопросы языкознания для учителя» под названием «Академик Н. Я. Марр основатель материалистического языкознания»
[963].
Сердюченко, выходец с северного Предкавказья, проявлял большую идеологическую активность еще с начала 30-х годов, уже тогда уловив всю выгодность борьбы за чистоту «марксистско-ленинского языкознания» марристского толка. Конечно, к 1950 году писать и даже размышлять о космополитической идее создания единого международного алфавита и тем более языка еще было можно, но только абстрактно. Еще в конце 30-х годов пересажали и расстреляли эсперантистов и других фанатиков искусственного международного языка. К 40-му году были прекращены всякие государственные нововведения с космополитическим оттенком, связанные с внедрением латиницы взамен традиционных алфавитов народов СССР. Все они, исключая Грузию (все же родина вождя!) и Армению (для баланса, с тем чтобы не смели даже втайне обвинить его в грузинском национализме), были переведены на кириллицу. После окончания Отечественной войны встал вопрос об унификации письменности народов Прибалтики и социалистического лагеря. Очень хотели помочь в том же духе коммунистическому Китаю, в котором была общенациональная иероглифическая письменность, но не было общенационального языка. Именно Сердюченко, «этот лингвист без языка» (так его охарактеризовал Чикобава Сталину), будет направлен ЦК в конце 40-х годов в Китай для проведения реформы аналогичной монгольской, но на основе латиницы. К этому времени латиница уже не вызывала раздражения вождя, поскольку слишком многие народы, использующие ее, вошли в состав СССР и в социалистический лагерь. Совсем не случайно перед определяющим совещанием в Агитпропе ЦК Сердюченко вместо Китая оказался в Москве и, как уже говорилось выше, принял активное участие в новой антикомпаративистской кампании.
Брошюра Сердюченко «Академик Н. Я. Марр основатель материалистического языкознания» была сдана в печать 13 января 1950 года. В брошюре вяло пересказывались основные положения «материалистического учения о языке» вне ясной связи не только с лингвистикой, но и с марксизмом. Как ни ничтожно содержание брошюры, на двух моментах мы все же задержимся. Сердюченко назвал только одну фамилию из числа противников марризма – действительного члена Академии наук Грузинской ССР «профессора А. С. Чикобаву, который, наряду с другими учеными, объявляют все учение Марра механистическим и фактически противопоставляют ему, как якобы более приемлемые, реакционно-идеалистические построения различных зарубежных языковедов»
[964]. Сердюченко и представить себе не мог, что через несколько месяцев Чикобава станет известен огромному числу граждан СССР как герой – разоблачитель механициста и вульгаризатора марксизма, но уже академика Марра. Другой момент, который стоит того, чтобы на него обратили внимание, интересен тем, что брошюра Сердюченко, изданная пятнадцатитысячным тиражом «для учителей», была предназначена не столько для того, чтобы служить пособием по лингвистической теории, сколько должна была сигнализировать о смысле и направленности затеянной кампании. Во введении, процитировав доклад В. М. Молотова, приуроченный к 31-й годовщине Октябрьской революции, в котором упоминалась дискуссия по вопросам генетики и биологии, Сердюченко написал: «Слова товарища Молотова о дискуссии по вопросам биологии советские ученые-языковеды рассматривают как руководящее указание, обращенное непосредственно и к ним, к их работе. Вскрытая в области биологии борьба между двумя направлениями – прогрессивным, материалистическим, и реакционным, идеалистическим, – несомненно, существует и в науке о языке».
