— Откуда такие подробности? — удивился Пичугин.
— От проводницы четвертого вагона, она была свидетелем.
— Интересно. — Пичугин доел яйцо, запил несколькими глотками чая и принялся за бифштекс. — И странно.
— Что странно?
— Странно, что они дошли до штабного вагона, а дальше не двинулись. Что им там нужно было? Остановить поезд?
— Естественно. Это можно сделать только из купе начальника поезда, а еще лучше, его самого принудить отдать такой приказ.
— Вы считаете, что это логично? — Пичугин чуть усмехнулся.
— Трифонов мне говорил, что вы прямо чародей в аналитике. Но, честно говоря, не могу найти в этих событиях ничего странного.
— Не можете? Да… Бифштекс отлично приготовлен, кстати. Вас ничего не напрягает. А меня напрягает.
— Что именно?
— Поезд ведь не остановили.
— Черт… — Ермаков хмыкнул. — А ведь действительно. Не остановили.
— Значит, они шли не за этим. Им нужно было что-то другое в штабном вагоне, — уверенно заявил Пичугин. — По поведению человек не так сложен, как он о себе думает. То есть мысли у него сложные, но наблюдаемое поведение, вне зависимости от этих мыслей, укладывается в довольно простые схемы. Я знаете как считаю?
— Просветите, — без тени иронии произнес Ермаков.
— Я считаю, что человек поступает не так, как хочет поступить, и не так, как может поступить, а так и только так, как не может не поступить в данный момент. И это определяет систему его мотиваций процентов на девяносто. Еще пять процентов — это мотивации социального характера, и лишь пять процентов остается на фактический личный выбор.
— Хм… Интересно.
— Да. Я вот могу с уверенностью сказать, что если банда достигла штабного вагона, но не остановила поезд, значит, она целиком или частью двинулась обратно в четвертый вагон.
Ермаков едва не подавился, отложил вилку и отер губы салфеткой.
— Вам кто-то сообщил? Трифонов?
— Нет. Это выводы из той информации, которую я только что узнал от вас. Если банда дошла до цели, а задачу не выполнила, то или цель была другая, или задача сменилась. Вероятнее всего, они шли по ложному пути и вернулись, когда это поняли. Очевидно, что если бы они шли только затем, чтобы остановить поезд, они бы это сделали.
— Простите! — Ермаков набрал номер Трифонова. — Товарищ генерал, я прошу прощения, но это для меня и для группы расследования очень важно. Вы сообщили детали происшествия в поезде Олегу Ивановичу? Кхе… Понятно. Да он тут, простите, выдает такое, чего знать не мог, но попадает в самую точку. Да, я помню, вы предупреждали. Хорошо, я понял.
Пичугин слушал, не скрывая улыбки.
— Проверили? — спросил он, когда Ермаков положил трубку.
— Уж простите.
— Да я понимаю. То есть так оно и было?
— Да. Они действительно вернулись. И никто не понимает зачем.
— Проводницу опрашивали?
— Она заражена. И у нее уже проявились симптомы. Сейчас мы как раз, после перерыва, будем думать, из кого сформировать следственную группу «в грязной зоне».
— Боятся парни? — Пичугин с наслаждением разделался с бифштексом и промокнул куском хлеба подливку.
— Ну…
— Я пойду, не мучайтесь. Мне все равно надо быть поближе к Наталье, это часть задания Трифонова.
— Вы серьезно?
— Более чем. За эти дни я уже столько раз надевал и, что намного серьезнее, снимал противочумный костюм, что скоро смогу сам стать инструктором.
— Это решает массу проблем! Доложу на совещании, все выдохнут.
— Вот и хорошо. Что было дальше, когда банда вернулась в четвертый вагон?
— Там у одного парня, у чеченца, было ружье, — ответил Ермаков. — У двоих еще подводные ружья. Пока банда бегала туда-сюда, в четвертом вагоне им приготовили засаду. Представляете, приспособили вентилятор к коробке с молотым перцем и табаком, сделали что-то вроде растяжки, и когда бандиты открыли дверь, им все это в лицо…
— Стоп! — Пичугин сложил ладони. — Стоп! Засаду? Вентилятор? Перец?
— Да. А пока бандиты обливались слезами и чихали, по ним открыли огонь, половину перебили, часть отступила в пятый вагон, из которого проводник вывел людей.
— Да погодите вы! — взмолился Пичугин. — Вы меня с мысли сбиваете. Если там вентилятор и перец, то бандитов ждали! Понимаете? Ждали! Кто-то был уверен, что бандиты вернутся. Кто-то примерно знал об их планах. Скорее всего, это проводница.
— Что ждали, я соглашусь, хотя это и странно. Но почему вы так уверенно переводите стрелки на проводницу?
Пичугин рассказал Ермакову о трудностях с определением номера поезда в Воронеже и о том, как Карина из поезда дозвонилась в полицию.
— Она изначально обвинила проводницу в связи с преступниками, — закончил рассказ аналитик и продолжил: — Но это лишь одна зацепка. Другая состоит в том, что проводница не доложила о пропавшем пассажире, хотя он был. Можно сделать вывод, что она имеет отношение к банде и знает, зачем преступники двинулись сначала в штабной вагон, а потом должны были вернуться обратно.
— Нет, тут, простите, не вяжется. Если она член банды, то зачем ей на своих же устраивать засаду?
— Это попытка уйти от ответственности, — уверенно ответил Пичугин и глотнул чаю. — Очевидно ведь, если бандиты еще могут остаться неизвестными или скрыться, то на нее точно укажут пассажиры.
Ермаков задумался.
— Да, возможно, — согласился он.
— Чем все закончилось в поезде?
— Ну, бандиты заперлись в пятом вагоне. Пассажиры оттуда убежали в шестой. А затем, по непонятной причине, бандиты перестреляли друг друга.
— Прямо никто не выжил?
— Это трудно сказать. Проводница командиру группы спецназа сообщила, что погибли все. Он проводил опознание сразу после штурма вагона. Главное, она утверждает, что главарь погиб. И вот этот главарь оказался фигурой весьма примечательной. Он сел в поезд непосредственно перед Ростовом. Сел без билета, в какой вагон, пока не выяснили. Но организовал драку, судя по показаниям проводницы, именно он.
Пичугин заметил, что Ермаков чего-то не договаривает. Но тот не стал дожидаться вопроса, сам сообщил:
— Есть одна странность.
— Какая? — приободрил его Пичугин.
— У их главаря было обнаружено удостоверение офицера ФСБ. Подлинное. Но мы уже получили ответ из управления, что такого сотрудника не числится. Точнее, сейчас не числится. Много лет назад Кирилл Стежнев был уволен…
— Кто? — Пичугин едва не подпрыгнул на стуле. — Стежнев?
— Вы его знаете? — удивился Ермаков.
