Ее громкий стон разлетелся по коттеджу.
– А-а-а...
– Что? Что такое? – всполошился иностранец.
– Тебе придется здорово раскошелиться, у меня пропало кольцо с рубином, – заявила Розалия, появляясь на площадке второго этажа.
– Зачем раскошеливаться? – невозмутимо заметила Наталья. – В доме пропало-то, не на улице. Убираться буду, найду ваши побрякушки.
– Как ты смеешь так говорить, хабалка? Если Марио готов возместить, пусть возмещает. Как у тебя язык поворачивается спорить с иностранцем?
– С вашего позволения, сеньора.
– Да пошла ты вместе со своим позволением! Наш дом – как Бермудский треугольник: стоит вещи оказаться на полу, и она тю-тю... с концами. Вспомни, как из гостиной исчезла наша соседка, напомнившая мне, в каком году я появилась на свет. Нет, не найдем мы колец, они пропали бесследно.
Марио усадил Розалию в кресло, погладил по плечу и задал вполне конкретный вопрос:
– Какова сумма ущерба, нанесенного моей невоспитанной внучкой?
– Не спрашивай, – отмахивалась Розалия.
– И все же?
– Отойди.
– Я настаиваю.
– Ну если только настаиваешь. Значит, так: у меня пропала коллекция бриллиантов, шубы в количестве семи штук, золотые слитки...
– Не забудьте упомянуть виллу на юге Франции и парочку частных самолетов.
– Катарина Копейкина, ты самое гадкое и мерзкое существо на свете.
– Я тоже вас люблю. И вообще, давайте забудем этот инцидент и отправимся пить чай с тортом.
– А мои драгоценности?
– После найдем.
Вероника захныкала:
– Дед, поехали домой, мне страшно.
– Когда копалась в моей шкатулке, страшно не было, а сейчас ей, видите ли, пострашнело.
– Розалия Станиславовна, Вероника – ребенок.
Свекрища надула губы.
В срочном порядке Марио поспешил откланяться.
– Розалия, я завтра позвоню.
– Зачем?
– Встретимся в более спокойной обстановке, там, где нам никто не помешает. В безлюдном местечке, только ты и я.
– На кладбище, что ли? – Ната перекрестилась.
– Ката, долбани ее чем-нибудь тяжелым, а ты, Марио, забери свою Кретину.
– Бетину.
– Один хрен.
Закрыв дверь за итальянцем, Наталья погрустнела.
– Как нехорошо получилось, дон Марио сильно расстроился. Зря вы на девочку накричали, она не виновата.
– Очевидно, не сложатся у нас отношения с доном Марио. – Розалия Станиславовна хохотнула. – А может, и к лучшему. У него дочь, внучка... на фига мне потом по судам бегать? Нервы трепать, доказывая, что завещание подлинное.
– По каким судам, какое завещание?
– Ката, зри в корень, а не поверхностно.
– Я...
– Я – последняя буква алфавита.
Наталья нагнулась.
– А вот очередное колечко.
– Дай сюда.
Улыбаясь кончиками губ, Ната прищурила глаза:
– Розалия Станиславовна, а вы слышали такое выражение: «Что упало, то пропало, что лежит, то убежит». Намек поняли?
– А ты знаешь выражение: «Сейчас как вмажу, улетишь к едрене фене!» Поняла намек?
Протянув кольцо законной владелице, Наталья скрылась в столовой.
– Со стола убирать?
– А сама как думаешь, тупая башка?
Копейкина увлеченно рассматривала свои ногти.
Подавив тяжелый вздох, Розалия Станиславовна подошла к лестнице.
– Эх, Катка, такой налим с крючка сорвался. Скажи мне как женщина женщине, что делать, если у тебя из-под носа уплыл богатенький Буратино?
– Не знаю.
– Подумай.
– Повеситься?
В который раз за вечер в коттедже Копейкиных начался спектакль под названием «Розалия Станиславовна в гневе! Спасайся, кто может!».
ГЛАВА 11
Михаил Иванович и Галина Юрьевна Касаткины встретили Катарину как старую добрую знакомую. Восьмидесятилетние пенсионеры, проживающие в ветхом, дышащем на ладан домишке, провели гостью на терраску и, несмотря на протесты Копейкиной, начали накрывать на стол.
– Я не голодна, – настаивала Ката.
Тщетно. Седовласая Галина Юрьевна включила чайник.
– Чай не еда.
– К тому же у нас пироги, – с гордостью объявил сухонький, немного сгорбленный Михаил Иванович.
У Катки в животе заурчало. Слова главы семейства о вкусной сдобе сделали свое дело.
Раздумывая, как правильно начать разговор со стариками, с какой стороны подступиться, дабы не вызвать их гнев и немилость, Катарина пискнула:
– Староват у вас домишко, не сегодня-завтра развалится.
Галина Юрьевна закивала.
– Твоя правда, милая, скособочился совсем.
– Если б не мои годы, – со злой усмешкой пробурчал Касаткин, – вмиг бы дом в порядок привел. Да только не бывать уже этому. Девятый десяток разменял, молоток в руках не удержу.
– Валерка бы в два счета крышу починил.
– Мать, ну к чему сейчас вспоминать Валерку?
– А я его каждый божий день вспоминаю, – всхлипнула пенсионерка. – Как не вспомнить кровиночку свою? Молюсь за него, прошу Господа не оставлять мальчика нашего.
– Мать, не начинай.
Катарина положила ладонь на морщинистую руку Касаткиной.
– Галина Юрьевна, а я ведь к вам приехала, чтобы поговорить про Валерия.
Старушка встрепенулась, да и Михаил Иванович выпрямился, нахмурил густые белесые брови и как-то неестественно бойко спросил:
– А вы кем Валерию приходитесь? И известно ли вам...
– Мне все известно, Михаил Иванович, все. Знаю, что ваш сын находится в местах не столь отдаленных, что ему дали срок по ложному обвинению и возможно...
– Кто ты, дочка? – перебила Касаткина.
– Катарина Копейкина – я расследую убийство Горбачевой Виолетты Сигизмундовны.
Старики переглянулись.
– Горбачевой?
– Так она того... преставилась?
– Ее убили, теперь я в этом уверена, хотя убийца оказался хитер и коварен. Он подстроил все таким образом, чтобы смерть Виолетты Сигизмундовны казалась добровольным уходом из жизни. Вы знакомы с Тамарой Горбачевой?
– Да, да, – закивали старики. – Тома первая жена Ильи. Впервые мы увидели ее в зале суда, когда Валерочкина жизнь ломалась.
