В последующие дни болезнь развивалась – лихорадка, кашель с мокротой с примесью крови. По записям в камер-фурьерском журнале 14 февраля известно, что император ночью «мало спал», но «лихорадка почти перестала. Голова свободна», однако он по-прежнему не обедал и не ужинал. В ночь на 15-е немного спал: «Пульс сего дня удовлетворителен. Кашель, извержение мокроты не сильнее». Императрица Александра Федоровна и дети несколько раз приходили в Нижний кабинет.
С 16 февраля 1855 г. без ведома царя, но с разрешения «Высочайшей фамилии, для Августейших Членов оной и особ, приезжавших во дворец, составлялись в приемной комнате краткие записки о том, как проводимы были им ночи». О состоянии здоровья в камер-фурьерском журнале записано: «Вчера после лихорадочного движения, сопровождавшегося ревматической болью под правым плечом, Его Величество в эту ночь спал, но не так покойно. Голова не болит, извержение мокроты свободно».
С 17 февраля лихорадка усилилась, «отделение мокрот из нижней доли пораженного правого легкого сделалось труднее», и для медиков стала очевидной вероятность смерти императора. Царь терял сознание и бредил. В этот день к лечащим врачам М. М. Мандту и Ф. Я. Кареллю присоединился лечащий врач цесаревича И. Енохин. Медики сообщили цесаревичу о возможности «паралича сердца»
[768]. 17 февраля Л. В. Дубельт
[769] записал в дневнике: «Разнесся смутный слух о болезни Государя Императора и произвел всеобщее, как видно и искреннее, прискорбное впечатление»
[770].
Характерно, что только после резкого ухудшения состояния здоровья царя ближайшее окружение отреагировало на эти сведения как на серьезную угрозу. Инерция общественного сознания, связанная с восприятием Николая I как необычайно физически крепкого человека, оказалась столь велика, что все предшествующие недомогания были фактически не замечены даже ближайшим окружением императора.
17 февраля 1855 г. цесаревич принял решение об издании бюллетеней с информацией о состоянии здоровья Николая I за подписями ближайших медиков – М. Мандта, И. Енохина, Ф. Карелля. Для ближайшего окружения листки с текстами бюллетеней оперативно вывешивались в Зимнем дворце. Текст первого бюллетеня опубликовали в газете только 18 февраля, а все остальные вышли уже после смерти царя
[771]. Всего опубликовали пять бюллетеней в Санкт-Петербургских ведомостях. Мемуаристы оставили подробные записи событий этого дня. Поскольку все происходило в интерьерах Зимнего дворца, приведем некоторые из них. А. Ф. Тютчева записала в дневнике 19 февраля 1855 г., на следующий день после смерти императора: «17 февраля я по своему обыкновению к 9 часам утра спустилась к цесаревне, чтобы присутствовать на сеансе пассивной гимнастики, которой она ежедневно занималась с Derond. Я застала ее очень озабоченной – император неделю как болен гриппом, не представлявшим вначале никаких серьезных симптомов; но, чувствуя себя уже нездоровым, вопреки совету доктора Мандта настоял на том, чтобы поехать в манеж произвести смотр полку, отъезжавшему на войну, и проститься с ним. Мандт сказал ему: „Ваше величество, мой долг предупредить Вас, что Вы очень сильно рискуете, подвергая себя холоду в том состоянии, в каком находятся ваши легкие“. – „Дорогой Мандт, – возразил государь, – вы исполнили ваш долг, предупредив меня, а я исполню свой и прощусь с этими доблестными солдатами, которые уезжают, чтобы защитить нас“. Он отправился в манеж и, вернувшись оттуда, слег. До сих пор болезнь государя держали в тайне. До 17-го даже петербургское общество ничего о ней не знало, а во дворце ею были мало обеспокоены, считая лишь легким нездоровьем. Поэтому беспокойство великой княгини удивило меня. Она мне сказала, что уже накануне Мандт объявил положение императора серьезным. В эту минуту вошел цесаревич и сказал великой княгине, что доктор Карелль сильно встревожен, Мандт же, наоборот, не допускает непосредственной опасности. „Тем не менее, – добавил великий князь, – нужно будет позаботиться об опубликовании бюллетеней, чтобы публика была осведомлена о положении“»
[772].
А. В. Тыранов. Л. В. Дубельт. 1840-е гг.
Ф. Крюгер. П. Д. Киселев. 1851 г.
В тот же день около 22 часов А. Ф. Тютчева узнала от камеристки, что «состояние здоровья императора, по-видимому, ухудшилось, что цесаревна, вернувшись от него, удалилась в свой кабинет и что великая княгиня Мария Николаевна, которая проводит ночь при отце, каждый час присылает бюллетени о здоровье императора»
[773].
Окончательно ситуация определилась в ночь с 17 на 18 февраля 1855 г. В первом часу ночи, по желанию цесаревича, «читана была молитва о излечении от тяжкой болезни Государя Императора»
[774]. Из медицинского отчета следует, что «в три часа ночи на 18 февраля, при сделанном исследовании, впервые оказались в нижней доле правого легкого явные призраки начинавшегося паралича. Извержение мокроты за несколько уже перед тем часов сделалось гораздо затруднительнее; большой палец на ноге оставался по-прежнему нечувствителен, а кожа сухою. Появление этих опасных признаков возвестило безнадежность положения государя. Между тем головной боли и никаких нервических припадков вовсе не было; сознание совершенно ясное; даже дыхание меньше затруднительное, хотя развитие паралича в легких, по направлению снизу вверх, продолжало распространяться»
[775]. Л. В. Дубельт записал в этот день: «Государь Император – не лучше, болезнь его приняла опасный оборот»
[776].
