Цели и задачи приюта определялись Положением, утвержденным 31 января 1896 г. Ольгинский приют был предназначен «…призревать и приучать к труду остающихся в столице без присмотра или пристанища детей обоего пола, впредь до передачи их на надежное попечение родственников, подлежащих обществ, благотворительных учреждений или частных лиц, или же до надлежащего подготовления их к трудовой жизни»[429]. Дети принимались в приют без различия вероисповедания, сословного и социального происхождения, в возрасте не моложе 6 лет, но «…способные по своим силам и состоянию здоровья к работе…»[430]. Питомцы мужского пола оставались в приюте до достижения 15 лет, женского – 16 лет.
Ольгинский детский приют принимал детей не только для призрения, но и для перевоспитания «…по указаниям: благотворительных обществ, частных и должностных лиц (мировых судей, чинов полиции, фабричных инспекторов и т. п.)»[431]. Если требовалось, руководство приюта собирало дополнительные сведения о принимавшихся, обращаясь к полиции, либо Попечительству о домах трудолюбия, или силами своих сотрудников. Питомцы разного пола содержались в приюте раздельно. Они распределялись на так называемые семьи «сообразно возрасту и условиям». В каждой семье могло быть не более 20 детей. Размещались они так же в отдельных помещениях. Несмотря на то, что приют был открыт для детей всех сословий, учебно-воспитательная программа была рассчитана на подготовку питомцев к жизни простых трудящихся. «дети, – указано в Положении, – содержатся в приюте скромно и просто с тем, чтобы оказаться подготовленными к трудовой жизни рабочих классов»[432]. Это можно рассматривать как приверженность сословному подходу к воспитанию и обучению, осуществлявшемуся в учреждениях благотворительных ведомств дома Романовых. Но в данном случае Попечительство следовало не столько традициям, сколько жизненным реалиям. Никаких шансов занять более высокое социальное и сословное положение, чем то, которое им предназначалось, у выпускников приюта не было, по крайней мере, в ближайшем будущем после выхода из его стен. Следует уточнить, что термин «рабочие классы» в документе употреблялся в самом широком смысле. Призревавшиеся в приюте обучались как «крестьянским работам, преимущественно по огородничеству и садоводству», так и «несложным мастерствам и рукоделиям»[433]. Мальчики осваивали столярное и плетеночное ремесла. Девочки занимались кройкой, шитьем и вязанием, изготовляли белье для приюта. Учебная программа заведения была более краткой, чем в детских приютах Ведомства учреждений императрицы Марии и Императорского Человеколюбивого общества. Воспитанники изучали закон Божий, русский язык, чистописание, арифметику и основы русской истории. На общеобразовательные предметы отводилось всего три часа в день – с 9 до 12 часов. Помимо этого два раза в неделю священник преподавал закон Божий, и два раза в неделю воспитанники посещали уроки рисования и черчения. Больше времени было посвящено трудовой деятельности. Питомцы мужского пола работали в мастерских по шесть часов в день. Воспитанницы один час по два раза в неделю занимались кройкой и шитьем и ежедневно по одному часу – починкой одежды. Все прочие несложные хозяйственные работы по приюту и в огороде также возлагались на питомцев и по времени не регламентировались.
Детский приют трудолюбия Св. Ольги. Группа воспитанниц за рукоделием. С.-Петербург. 1900-е гг. Фото ателье К. Буллы
Воспитанники приюта могли оставить его раньше установленного возраста, если в дальнейшем заботу о них брали на себя родственники, благотворительные учреждения либо частные лица, а также и в тех случаях, когда руководство считало их «нравственно окрепшими и достаточно привыкшими к работе»[434]. Выпускники приюта получали свидетельство о пребывании в нем и, в случае необходимости, комплект белья и одежды. Положение требовало от руководства приюта наблюдать за судьбой выпускников до достижения ими 25-летнего возраста и оказывать помощь в поисках работы, но лишь «по возможности». При отсутствии к выпускникам с чьей-либо стороны претензий по части их нравственности и трудолюбия, руководство приюта имело право ходатайствовать перед комитетом Попечительства об оказании им материальной помощи.
Ольгинский приют управлялся Советом, состоявшим из председателя и четырех членов, хотя фактически их было больше. Основатель приюта Ф. И. Петрококино, являясь членом совета, имел звание учредителя и почетного попечителя. Это звание не упоминается в Положении, которое было типовым. Председатель утверждался в должности императором, члены совета – комитетом. Для контроля за финансово-хозяйственной деятельностью заведения при совете состояла ревизионная комиссия. Непосредственное управление приютом возлагалось на заведующего, которого рекомендовалось избирать «…из лиц опытных в деле воспитания детей и предпочтительно из лиц, получивших высшее образование или окончивших курс в одном из сельскохозяйственных учебных заведений высшего или среднего разряда, или же в учительском институте»[435].
По Положению приют финансировался за счет отчислений из кабинета, поступавших от имени императора. Суммы, поступавшие от монарха и членов императорской фамилии, рассматривались в качестве благотворительных пожертвований. Благотворительность в отношении Ольгинского приюта была поставлена на рациональную основу. Она определялась не щедростью, а сметой на содержание заведения, которую составлял заведующий. Потом она рассматривалась советом приюта, после чего направлялась на утверждение в комитет Попечительства о домах трудолюбия и работных домах. С заключением комитета смета представлялась на утверждение покровителя заведения.
Первое время, однако, существование заведения обеспечивалось за счет частных благотворительных пожертвований и других поступлений. Вскоре после основания приюта Ф. И. Петрококино внес 7000 руб., собранных «от разных лиц». Член совета А. А. Шварц пожертвовал 25 000 руб. на постройку здания для этого заведения. Петербургская городская дума безвозмездно отвела под него участок земли на Васильевском острове. Спроектировать здание вызвались архитекторы М. Ф. Гейслер и Б. Ф. Гуслистый, что также явилось актом благотворительности. Рассмотрев проект, комитет Попечительства и совет приюта рекомендовали построить более вместительное здание, но для этого требовались еще 65 тыс. руб. На помощь вновь пришли благотворители. Ф. И. Петрококино пожертвовал 10 тыс. руб., А. А. Шварц – 30 тыс. руб., остальные 25 тыс. руб. выделил по ходатайству совета комитет Попечительства о домах трудолюбия и работных домах. После постройки здания и снабжения его всем необходимым общая стоимость имущества приюта составила 125 тыс. руб.
Совету приюта удалось привлечь и государственные средства. По высочайшему повелению Министерством финансов были выделены несколько тысяч рублей для организации мастерских. Решение о включении Ольгинского приюта в состав учреждений Попечительства о домах трудолюбия оказалось оправданным. В противном случае он мог рассчитывать только на частные пожертвования, которых не хватало для нормального функционирования и развития учреждения. Августейшая покровительница Попечительства ограничивалась лишь демонстрацией заботы о воспитанниках. «Милостливое внимание» Александры Федоровны выражалось в том, что на ее средства содержался один призреваемый. Помимо этого, за время с основания приюта до 1907 г. императрице «…благоугодно было прислать в приют 10 фунтов китайского чаю, передать приюту доход, выручаемый от продажи сочинения Фауля „Призрение бедных в Англии“, прислать для учебной надобности приюта издание „история России в картинах“ и, наконец, прислать 50 рублей, пожертвованных в распоряжение ее величества настоятелем Кобургской православной церкви»[436].
