Он кивнул, присел на край кровати, осторожно обнял Лизу, прижал к себе.
– Она настоящая? – Лиза не вырывалась, наоборот, уткнулась лбом ему в плечо. – У нее глаза и когти и змеиный язык. Она не может быть человеком…
– Она не человек, – сказал он и сам удивился своим словам.
Коммунист, начальник милиции, а верит в… в чертовщину всякую верит! Но и глазам своим он тоже верил. Видел нож, по самую костяную рукоять воткнутый в Лизину грудь, видел старуху, сначала на острове, а теперь в своей собственной бане. Он даже пытался ее убить! Наверняка пуля застряла в бревне, как доказательство того, что все случилось на самом деле. Да и не нужно ему доказательств, вот в его объятиях самое главное, самое весомое доказательство того, что в Чернокаменске происходит что-то странное. Ладонью Демьян погладил Лизин затылок, убеждаясь, что на сей раз с ней точно все в порядке. Она накрыла его ладонь своей, всхлипнула.
– Что со мной не так? – спросила обреченно. – Почему это происходит со мной?
– Не только с тобой. – На ее виске лихорадочно билась жилка, и Демьян поцеловал ее, губами ощущая биение пульса.
Лиза могла оскорбиться, оттолкнуть, испугаться, в конце концов. И он бы отступил, извинился и покаялся. Но она не испугалась и не оттолкнула, она обвила его шею руками, затаилась, отдаваясь чужой воле. Его воле.
А с волей его была беда. Ничегошеньки от нее не осталось. Ни от воли, ни от офицерской чести и чувства долга. Все это вспыхнуло и разом сгорело в ослепительном пламени, стоило только Лизе заглянуть ему в глаза. Вроде бы и раньше заглядывала, но не таким взглядом, не добиралась до самого дна души, не выворачивала эту душу наизнанку. И прикосновениями своими не выжигала дыры на его задубевшей коже. И поцелуями не крала дыхание вместе с разумом.
Зато им обоим сразу все стало друг про дружку понятно, словно бы прожили бок о бок они не один десяток лет. И к белому пламени, в котором горела Демьянова душа, прибавилось нетерпение. Одеяло! Плед! Простыня! Слишком много раздражающих, ни ему, ни ей не нужных преград! И жарко! Черт возьми, как же жарко рядом с ней. И совсем уже не думается о том, что она благовоспитанная девица, возможно, даже мужняя жена.
Девица – да, мужняя жена – нет. И это хорошо, потому что делить ее с другим мужчиной Демьян не собирался. От одной только мысли такой становилось больно дышать. Вот как оно, оказывается, бывает…
– …Завтра же отнесем заявление.
В голове все еще шумело, но жар больше не опалял, а согревал июльским солнцем. И солнцем же казалась рыжая Лизина голова, лежащая у него на плече.
– Какое заявление? – Ее голос был сонный, а тонкие пальчики рисовали узоры на Демьяновой груди.
– После всего случившегося я, как офицер, обязан на тебе жениться.
– Обязан? – Лиза приподнялась на локте, посмотрела на него сверху вниз. – После всего случившегося?
– Чтобы случившееся могло… повторяться на законных основаниях. И вообще… – Сказал и только потом подумал, что слишком уж прямолинейное, слишком рациональное получается у него предложение руки и сердца. А девицам, да еще таким, как Лиза, наверное, хочется романтики. А потом подумал, что она, может быть, и не собирается за него замуж. Вот тут и стало по-настоящему страшно. Куда там албасты до этого страха!
А Елизавета вдруг рассмеялась. И это был радостный и необидный смех, рассеивающий все страхи скопом.
– Значит, отнесем заявление? – спросил Демьян осторожно и так же осторожно накрутил рыжий локон на палец.
– Может быть, и отнесем. – Смеяться Лиза перестала, лицо ее сделалось серьезным. – Но должна тебе напомнить, что жениться ты собираешься на дамочке, у которой нет не то что документов, но даже прошлого.
– Разберемся! – Теперь, после ее обнадеживающего «может быть», Демьян был готов горы свернуть, не то что разобраться с документами и прошлым.
А Лиза уже села в кровати, укутавшись в одеяло до самого подбородка. На Демьяна она смотрела долгим сосредоточенным взглядом. Он знал, о чем она сейчас думает. О ком думает.
– И с этим мы тоже разберемся, – сказал твердо. – С бандитами, волками, ведьмами. Со всей этой чертовщиной.
– Кажется, я сама часть этой чертовщины. – Из-под одеяла она выпростала сначала плечо, потом всю руку, погладила Демьяна по небритой щеке. А он подумал, что так и не рассказал ей про серебряный кинжал, который должен был ее убить, но вместо этого вернул к жизни. Расскажет. Только не сегодня, а когда вытрясет из дядьки Кузьмы всю правду. Что-то подсказывало Демьяну, что старый черт знает о том, что творится в Чернокаменске, куда больше остальных.
* * *
С самого утра Алексей хандрил. Казалось, что вся жизнь проходит мимо. Из-за дежурства на заводе он пропустил волчью охоту, на которой удалось отличиться даже Кеше Жильцову. Да что там отличиться – получить боевое ранение! И Демьяна Петровича в участке последнее время было не застать. Алексей заглядывал туда пару раз, но все напрасно. После событий, случившихся в детдоме, ему хотелось на остров, узнать, как там дети и Галка. Пожалуй, больше всего Алексею не терпелось увидеть именно Галку. Самому себе признаваться в этом было как-то неловко, но девчонка его зацепила. Куда сильнее зацепила, чем все чернокаменские красавицы, вместе взятые. Да и события их связывали по меньшей мере удивительные, если не сказать страшные. Как о таком не думать?
Именно поэтому, когда от председателя заводской комсомольской ячейки Алексей узнал о том, что в детдом собирается целая делегация и Кеша в том числе, тут же вызвался быть добровольцем. Программу визита придумывали буквально на ходу. Было решено показать ребятне кукольное представление, а Кеша отобрал в библиотеке несколько десятков детских книг, которые собирался лично вручить директрисе. На остров он рвался едва ли не сильнее, чем Алексей. Наверное, был наслышан о ночном нападении волков, а после волчьей облавы считал себя настоящим асом. Вон и кистень на пояс прицепил. Выглядел он при этом скорее комично, чем грозно, но насмехаться над его амуницией никто не спешил. По всему Чернокаменску люди вооружались кто чем мог, потому что помнили: на волчьей охоте погибли не только волки, но и люди.
Алексей взялся помогать Кеше с книгами, которые были сложены в стопки и аккуратно перевязаны бечевкой. Кое-что, наверное самое ценное, Жильцов упаковал в картонный ящик, который не выпускал из рук.
До острова их делегация добралась без приключений, по гладкому льду Стражевого озера домчались и вовсе очень быстро. Вот только в детском доме незваным гостям оказались не рады. Во всяком случае, Мефодий, который открыл им дверь, довольным не выглядел.
– Вам чего? – невежливо спросил он, переводя взгляд с Алексея на Кешу.
– А нам к детям! – ответил Кеша и встряхнул картонную коробку, с которой не расставался всю дорогу. – Мы подарки привезли! – Он снова встряхнул коробку.
– И кукольный театр! – послышался из-за их спин звонкий девичий голос. – Будем вашим воспитанникам представление показывать. Про Мальчиша-Кибальчиша!
