Из лодочного сарая вышел Ривьера, он нес маленькую и дорогую на вид камеру и пачку документов. Он передал их Ллойду. Сверху лежал вчерашний приказ о передислокации войск перед ожидаемым наступлением. На документе было пятно от вина знакомой формы, и Ллойд с ужасом понял, что это его собственный документ, должно быть украденный из его сарая.
Он посмотрел на Хайнца. Тот выпрямился, по-фашистски отсалютовал и сказал: «Хайль Гитлер!»
Илья взглянул на Ллойда торжествующе.
– Ну что ж, Илья, – сказал Володя. – Как двойного агент, ты пленного обесценил. Еще одна победа НКВД. Поздравляю.
И он пошел прочь.
III
Первый бой Ллойда состоялся во вторник, 24 августа.
На его стороне, на стороне избранного народом правительства, было 80 000 человек. У антидемократической армии мятежников не было и половины этого количества. Еще у правительства было двести самолетов против пятнадцати самолетов мятежников.
Чтобы наилучшим образом использовать свои преимущества, правительство начало наступление широким фронтом в шестьдесят миль шириной с севера на юг, так чтобы мятежники не могли сосредоточить свои ограниченные войска.
План был хорош. Так почему же, спрашивал себя Ллойд через два дня, он не сработал?
Началось все достаточно хорошо. В первый день правительственные войска заняли две деревни к северу от Сарагосы и две – к югу. Ллойд со своими был на юге, и им пришлось преодолеть жестокое сопротивление, чтобы взять деревушку с названием Кодо. Единственная неудача случилась в месте центрального удара, идущего по речной долине, заминка произошла в местечке под названием Фуэнтес де Эбро.
Перед битвой Ллойду было страшно, и он провел ночь без сна, представляя себе, что завтра произойдет, как когда-то перед матчем по боксу. Но когда начался бой, он был слишком занят, чтобы волноваться. Наихудшим моментом было наступление через пустошь, где у них не было другого укрытия, кроме чахлого кустарника, в то время как обороняющиеся стреляли из каменных построек. Но даже тогда им овладел не страх, но какая-то изворотливость отчаяния, заставляющая бежать зигзагами, ползти и катиться по земле, когда пули начинали свистеть слишком близко, потом вскакивать и пробегать, согнувшись в три погибели, еще несколько метров. Главная проблема заключалась в нехватке патронов: необходимо было, чтобы каждый их выстрел поражал цель. Кодо они взяли численным перевесом, и Ллойд, Ленни и Дейв дожили до вечера невредимыми.
Мятежники были сильными и отважными – как и солдаты правительства. Иностранные бригады состояли из добровольцев-идеалистов, приехавших в Испанию, зная, что, может быть, придется отдать жизнь. Из-за того, что они славились своей храбростью, их часто ставили на острие атаки.
Наступление не заладилось на второй день. На севере войска, приведенные в боевую готовность, не хотели двигаться с места из-за недостаточных данных разведки о расположении позиций противника – жалкое оправдание, думал Ллойд. На третий день, несмотря на подкрепление, центральные войска все еще не могли взять Фуэнтес де Эбро, и Ллойд был потрясен, узнав, что под сокрушительным огнем противника они потеряли почти все свои танки. На юге группа войск, где был Ллойд, вместо того чтобы прорываться вперед, получила распоряжение повернуть в сторону деревни Квинто на берегу реки. Снова им пришлось отбивать у упорного противника каждый дом. Когда враг сдался, группа войск Ллойда получила тысячу пленных.
Вечером Ллойд сидел у разрушенной артиллерийским огнем церкви, вокруг дымились руины домов, лежали странно неподвижные тела недавно умерших. Возле него собрались измученные ребята: Ленни, Дейв, Джо Эли, капрал Ривьера и валлиец по имени Магси Морган. Валлийцев в Испании было так много, что кто-то сложил лимерик, где высмеивались их одинаковые имена:
Жил-был парень по имени Прайс,
И другой был – по имени Прайс.
А третий был Робертс,
И четвертый был Робертс,
А пятый опять-таки Прайс.
Ребята курили, гадая про себя, будет ли сегодня какой-нибудь ужин. Они так устали, что даже не шутили с Терезой, которая была, что примечательно, все еще с ними, так как машина, что должна была ее забрать в тыл, так и не появилась. Время от времени были слышны выстрелы – на соседних улицах продолжалась зачистка.
– Ну и что мы выиграли? – сказал Ллойд Дейву. – Мы расходовали патроны, которых так мало, потеряли столько человек и ничуть не продвинулись. Что еще хуже, мы дали фашистам время подвести подкрепление.
– Я тебе скажу, почему так, – сказал Дейв со своим акцентом жителя Ист-Энда. Его душа стала еще выносливее, чем его тело, и в его суждениях звучали цинизм и презрение. – Потому что наши ублюдки-командиры больше боятся своих гадов-комиссаров, чем этих чертовых врагов. Ведь их под любым предлогом могут объявить троцкистско-немецкими шпионами и запытать до смерти, вот они и боятся высовываться… Считают, что лучше сидеть смирно, не дергаться, и по собственному почину ничего делать они не станут, чтобы не рисковать головой. Небось даже в сортир они не ходят, не получив письменных распоряжений.
Интересно, подумал Ллойд, прав ли Дейв в своих уничижительных рассуждениях. Коммунисты не уставали повторять, что в армии должна быть дисциплина и четкая субординация. Под этим подразумевалось, что армия должна выполнять приказы русских, но все же Ллойд понимал их точку зрения. Вот только слишком жесткая дисциплина подавляет способность думать самостоятельно. Не это ли происходит?
Ллойду не хотелось в это верить. Конечно, и социал-демократы, и коммунисты, и анархисты могли бороться за общее дело без того, чтобы одни навязывали свою волю остальным. Все они ненавидели фашизм и все верили, что общество будущего станет более справедливым для всех.
Он хотел спросить, что думает об этом Ленни, но Ленни сидел рядом с Терезой и тихо с ней о чем-то говорил. Вот она рассмеялась в ответ на какие-то его слова, и Ллойд догадался, что Ленни делает успехи: если удается рассмешить девушку – это хороший знак. Потом она коснулась его руки, сказала несколько слов и встала.
– Возвращайся поскорей, – сказал Ленни. Она улыбнулась ему, уходя.
«Счастливчик», – подумал Ллойд о Ленни, но зависти не почувствовал. Временные отношения ему были не нужны: он не видел в них смысла. Наверное, он был из тех, кому нужно все – или ничего. Единственной, кого он хотел добиться, была Дейзи, но она стала женой Малыша Фицгерберта, и Ллойд пока не встретил девушку, которая могла бы занять ее место. Он был уверен, что когда-нибудь это произойдет. Пока же ему не хотелось искать временную замену, даже если она была такой привлекательной, как Тереза.
Кто-то сказал: «Вон идут русские». Говорившего звали Джеспер Джонсон, это был чернокожий электрик из Чикаго. Ллойд поднял голову – и увидел около дюжины военных консультантов, шедших через деревню с видом победителей. Русских легко было узнать по кожаным курткам и кобурам на пуговицах.
– Странное дело, – несмешливо продолжал Джеспер. – Пока шел бой – я их не видел. Наверное, они были на другом участке поля боя.
