Ллойд думал, что в этом-то и проблема. Многие считают за лучшее держаться подальше от неприятностей. Но это лишь развяжет руки фашистам.
– Как ты можешь цитировать мне эту «Джуиш кроникл»! – сказал Берни, пусть не религиозный, но еврей. – По их мнению, евреи вовсе не должны выступать против фашизма. Лишь против антисемитизма. Какой в этом политический смысл?
– Я слышала, что Совет еврейских депутатов Великобритании говорит то же самое, что и «Кроникл», – настойчиво сказала Этель.
– Все эти так называемые депутаты – богачи с Голдерс-Грин, – презрительно сказал Берни. – Уж на них-то никогда не нападали на улице хулиганы в фашистской форме.
– Но ты же лейборист! – с упреком сказала Этель. – Наша политика – не устраивать на улицах стычек с фашистами. Где твоя солидарность?
– А по отношению к евреям я не должен проявлять солидарность? – сказал Берни.
– Ты еврей, только когда тебе это нужно. И на тебя никогда не нападали на улице.
– Все равно лейбористы совершают политическую ошибку.
– Не забывай только, что, если позволить фашистам спровоцировать применение силы, пресса обвинит в этом левых, независимо от того, кто на самом деле начал первым.
– Если мальчишки Мосли начнут драку, то получат сполна, – запальчиво сказал Ленни.
Этель вздохнула.
– Ленни, подумай вот о чем. У кого в этой стране больше оружия: у вас с Ллойдом и лейбористов – или у консерваторов, на стороне которых армия и полиция?
– Ой, – сказал Ленни. Об этом он явно не думал.
– Как ты можешь так говорить? – сердито сказал матери Ллойд. – Ты же была в Берлине три года назад – и ты видела, как все происходило. Немецкие левые пытались противостоять фашизму мирным путем – и смотри, чем это для них кончилось.
– Немецким социал-демократам не удалось создать вместе с коммунистами народный фронт, – вставил Берни. – Это и позволило взять их поодиночке. Вместе они могли бы победить.
Берни очень сердился, что местные лейбористы отказались от предложения коммунистов создать коалицию, чтобы противостоять шествию.
– Союз с коммунистами – опасная штука, – сказала Этель.
На этот счет они с Берни расходились во мнениях. На самом деле этот вопрос внес раскол в партию лейбористов. Ллойд думал, что Берни прав, а Этель – нет.
– Для борьбы с фашизмом мы должны использовать все ресурсы! – сказал он и дипломатично добавил: – Но мама права, для нас будет лучше, если все пройдет без применения силы.
– Для вас будет лучше, если вы все останетесь дома и будете бороться с фашизмом нормальными способами демократической политики, – сказала Этель.
– Ты пыталась добиться нормальными путями демократической политики равной оплаты труда для женщин, – сказал Ллойд, – и у тебя ничего не вышло.
Лишь в апреле этого года женщины-парламентарии лейбористов выдвинули законопроект, гарантирующий государственным служащим женского пола равную с мужчинами оплату за равный труд. Но законопроект не прошел, потому что почти все голосовавшие в палате общин были мужчины.
– Но мы же не отказываемся от демократии каждый раз, когда проигрываем на выборах! – твердо сказала Этель.
Ллойд знал: беда в том, что эти размежевания могут ослабить силы, противостоящие фашизму, что приведет их к гибели, как случилось в Германии. Сегодня предстояла суровая проверка. Политические партии могли попробовать повести за собой, но люди сами будут выбирать, за кем идти. Останутся ли они дома, как призывают боязливые лейбористы и «Джуиш кроникл»? Или выйдут на улицы и скажут «нет!» фашизму? До вечера Ллойд уже получит ответ.
В заднюю дверь постучали, и вошел их сосед Шон Долан – он был одет так, как одевался всегда, когда шел в церковь.
– После службы я к вам присоединюсь, – сказал он Берни. – Где мы встретимся?
– На Гардинерз-корнер, и не позднее двух, – сказал Берни. – Мы надеемся, придет достаточно народу, чтобы остановить там фашистов.
– Портовые рабочие будут все до единого, – сказал Шон восторженно.
– А почему? – спросила Милли. – Разве фашисты вас ненавидят? Ведь нет?
– Милая девочка, вы слишком молоды, чтобы это помнить, но евреи нас всегда поддерживали, – пояснил Шон. – Во время портовой забастовки тысяча девятьсот двенадцатого года, когда мне было всего девять лет, наш отец не мог нас прокормить, и нас с братом взяла к себе миссис Исаакс, жена пекаря с Нью-роуд, да благословит ее господь за большое, доброе сердце. Тогда сотни ребятишек портовых рабочих оказались в еврейских семьях. И так же было в тысяча девятьсот двадцать шестом. И мы не позволим этой фашистской мрази появиться на наших улицах, – извините за выражение, миссис Леквиз.
Ллойд приободрился. В Ист-Энде были тысячи докеров. Если все придут, это значительно пополнит их ряды.
Снаружи раздался мужской голос, усиленный рупором.
– Не пустим Мосли в Степни! – сказал он. – Собираемся в два часа дня на Гардинерз-корнер!
Ллойд допил чай и встал. Сегодня ему отводилась роль наблюдателя, надо было узнавать, где находятся фашисты, и сообщать о происходящем Берни, в Еврейский народный совет. Его карманы были набиты большими коричневыми пенни, чтобы звонить из телефона-автомата.
– Я, пожалуй, пойду, – сказал он. – Фашисты наверняка уже собираются.
Мама встала и пошла за ним к двери.
– Смотри не ввязывайся в драку, – сказала она. – Помнишь, чем это кончилось в Берлине?
– Я буду осторожен, – пообещал Ллойд.
– Если тебе выбьют зубы, – попыталась пошутить мама, – ты перестанешь нравиться своей богатой американке.
– Я ей и так не нравлюсь.
– Не верю. Какая девушка перед тобой устоит?
– Мам, ну ничего со мной не случится, – сказал Ллойд. – Ну правда.
– Ладно, надо радоваться хотя бы тому, что ты не едешь в эту проклятую Испанию.
– Сегодня точно не еду. – Ллойд поцеловал маму и вышел.
Было ясное осеннее утро, солнце было не по сезону жарким. Посередине Натли-стрит несколько человек возвели платформу-времянку, и один говорил в рупор:
– Жители Ист-Энда! Мы не обязаны стоять и молчать, когда нас оскорбляет толпа наглых антисемитов! – Ллойд узнал в выступающем местного активиста Национального движения безработных. Из-за Депрессии тысячи еврейских портных оказались без работы. Каждый день они ходили на Сеттл-стрит отмечаться на бирже труда.
Не прошел Ллойд и десяти метров, как его догнал Берни и вручил ему бумажный пакет со стеклянными шариками, какими любят играть дети.
– Я много бывал на демонстрациях, – сказал он. – Если на толпу набросится конная полиция, бросай шарики под копыта лошадям.
Ллойд улыбнулся. Отчим был миротворцем, но при этом не был размазней.
