– От перебежчика.
Они сидели у Бикса в выстланном коврами кабинете в штаб-квартире ФБР. Было девять часов утра. Бикс был без пиджака. На рубашке под мышками виднелись пятна пота, хотя в помещении было достаточно прохладно – работали кондиционеры.
– По словам этого парня, – продолжал Бикс, – полковник разведки Красной Армии получил чертежи от одного из ученых, принимавших участие в «Манхэттенском проекте».
– А он не сказал от кого?
– Что за ученый, он не знает. Потому я и пригласил вас. Нам нужно найти предателя.
– ФБР тогда их всех проверяло.
– И большинство были политически неблагонадежными! Только мы ничего не могли с этим поделать. Но вы знали их лично.
– А кто этот полковник Красной Армии?
– Я как раз хотел сказать. Вы его знаете. Его имя – Владимир Пешков.
– Мой брат по отцу!
– Да.
– Я бы на вашем месте заподозрил меня, – сказал Грег со смешком, но почувствовал себя очень неуютно.
– О, еще бы, конечно, мы подозревали, – сказал Бикс. – В отношении вас было проведено такое тщательное расследование, какого я еще не видел за двадцать лет работы в Бюро.
– Да что вы говорите! – Грег взглянул на него с сомнением.
– Ваш мальчик хорошо учится, не так ли?
Грег был ошарашен. Кто мог рассказать ФБР о Джорджи?
– Вы о моем крестнике? – сказал он.
– Грег, я сказал – тщательное расследование. Мы знаем, что это ваш сын.
Грег почувствовал раздражение, но подавил его. Когда он работал в разведке, то раскапывал личные тайны многих подозреваемых. Он не имел права возмущаться.
– С вас подозрения сняты.
– Счастлив это слышать.
– Тем не менее наш перебежчик настаивал, что чертежи передал скорее ученый, а не обычный военный, задействованный в проекте.
– Когда я видел Володю в Москве, – задумчиво сказал Грег, – он мне сказал, что никогда не был в Соединенных Штатах.
– Он солгал, – сказал Бикс. – Он приезжал сюда в сентябре 1945-го. Неделю он провел в Нью-Йорке. Потом мы потеряли его из виду на восемь дней. Потом он снова ненадолго появился и отправился домой.
– Потеряли на восемь дней?
– Да. Нам стыдно.
– Времени достаточно, чтобы доехать до Санта-Фе, пробыть там пару дней и вернуться.
– Верно, – сказал Бикс, наклонившись к нему через стол. – Но подумайте: если ученый был уже завербован, почему с ним не связались через его постоянного связного? Зачем для разговора с ним отправлять кого-то из Москвы?
– Вы думаете, что предателя завербовали за этот двухдневный визит? Мне кажется, это слишком уж быстро.
– Может быть, он работал на них раньше, но прекратил. Как бы там ни было, нам кажется, Советам потребовалось послать кого-то, кого этот ученый уже знал. А это означает, что должна быть связь между Володей и одним из ученых. – Бикс указал на боковой столик с коричневыми картонными папками. – Ответ где-то здесь. Это наши досье на каждого из ученых, имевших доступ к этим чертежам.
– И чего вы от меня хотите?
– Чтобы вы их просмотрели.
– Но разве это не ваша работа?
– Мы уже сделали это. И ничего не нашли. Мы надеемся, что вы заметите что-то, что упустили мы. Я посижу здесь, составлю вам компанию, буду заниматься какой-нибудь бумажной работой…
– Это дело долгое.
– У нас весь день впереди.
Грег нахмурился. Неужели они знают…
– До конца дня у вас ничего не запланировано, – уверенно сказал Бикс.
Грег пожал плечами.
– У вас есть кофе?
Он получил кофе с пончиками, потом еще кофе, потом сэндвич, когда настало время ланча, потом банан около четырех часов дня. Он прочитал все известные подробности из жизни ученых, их жен и детей: про их детство, образование, карьеру, любовь и брак, достижения, чудачества и грехи.
Доедая последний кусочек банана, он вдруг произнес:
– О господи, чтоб тебя!
– Что там? – сказал Бикс.
– Вилли Фрунзе учился в Берлинской мужской академии! – воскликнул Грег, торжествующе хлопнув папкой по столу.
– И что?
– И Володя тоже! Он мне говорил!
Бикс в волнении ударил по столу.
– Школьные друзья! Вот в чем дело! Попался, ублюдок!
– Это же не доказательство, – сказал Грег.
– О, не волнуйтесь, он сознается.
– Откуда у вас такая уверенность?
– Эти ученые считают, что эти знания нужно не держать в тайне, а подарить всему миру. Он попытается оправдаться, доказывая, что сделал это для блага человечества.
– Может, так и есть.
– Все равно он отправится на электрический стул, – сказал Бикс.
Грег вдруг почувствовал, что его знобит. Вилли Фрунзе казался ему славным парнем.
– На электрический стул?
– Спорю на что угодно. Поджарят, как пить дать!
Бикс оказался прав. Вилли Фрунзе был признан виновным в измене, приговорен к смерти и умер на электрическом стуле.
Как и его жена.
III
Дейзи смотрела, как ее муж завязывает белый галстук-бабочку и надевает превосходно сидящий фрак.
– Выглядишь на миллион долларов, – сказала она, и совершенно искренне. Он мог бы стать кинозвездой.
Она вспомнила, каким он был тринадцать лет назад – в одолженном костюме, на балу в Тринити, – и почувствовала приятную дрожь ностальгии. Он выглядел тогда просто отлично, даже во фраке на два размера больше.
Они сейчас жили в Вашингтоне, в постоянном номере ее отца в отеле «Риц-Карлтон». Ллойд был сейчас младшим министром Министерства иностранных дел Британии и прибыл с дипломатическим визитом. Родители Ллойда Этель и Берни были рады посмотреть недельку за двумя внуками.
Сегодня Дейзи с Ллойдом отправлялись на бал в Белый дом.
Она была в сногсшибательном платье от Кристиана Диора, розовом, атласном, с невероятно пышной юбкой в бесконечных складках сияющего тюля. После стольких лет аскетизма военного времени она была в восторге от возможности вновь покупать наряды в Париже.
Дейзи вспомнила бал в яхт-клубе Буффало в 1935 году – тогда ей казалось, что это событие разрушило ее жизнь. Было очевидно, что Белый дом – намного важнее, но она знала: что бы сегодня ни произошло, это не сможет разрушить ее жизнь. Пока она размышляла об этом, Ллойд помог ей надеть драгоценности ее матери – колье и серьги с розовыми бриллиантами. В девятнадцать лет она отчаянно стремилась быть принятой в высшем обществе. Сейчас она не могла себе представить, чтобы ее волновали подобные вещи. Пока Ллойд считал, что она выглядит изумительно, больше ничье мнение ее не интересовало. И единственным, кроме Ллойда, человеком, чье одобрение ее хотелось заслужить, была ее свекровь Эт Леквиз, не имевшая высокого положения в обществе и наверняка никогда не носившая парижских платьев.
