Он быстро шел через снегопад и в шесть сорок пять был уже в Чернинском дворце. Это было огромное здание в стиле барокко, с длинным рядом коринфских полуколонн на трех верхних этажах. Володя с удивлением обнаружил, что замок охраняется слабо. Часовой махнул ему на дверь. Володя без помех прошел через роскошный холл.
Он ожидал увидеть на вахте за стойкой обычного кретина из секретной полиции, но там никого не было. Это был плохой знак, и его душу наполнили недобрые предчувствия.
Из холла имелся выход во внутренний двор. Володя выглянул в окно – и ему показалось, что в снегу словно спит человек. Может быть, он напился и упал; если так, он может замерзнуть насмерть.
Володя попробовал открыть дверь – она оказалась не заперта.
Он бросился через квадрат двора. На земле лицом вниз лежал человек в синей шелковой пижаме. Снега на нем не было, значит, он лежал так всего несколько минут. Володя опустился рядом с ним на колени. Человек лежал совершенно неподвижно и, кажется, не дышал.
Володя поднял голову. Во двор смотрели ряды совершенно одинаковых окон – как солдаты на параде. Все они в эту морозную погоду были закрыты – лишь одно, в вышине, как раз над человеком в пижаме, было широко распахнуто.
Как будто оттуда кого-то сбросили.
Володя перевернул безжизненное тело и взглянул человеку в лицо.
Это был Ян Масарик.
II
Через три дня Объединенный комитет начальников штабов представил президенту Трумэну план на случай внезапной войны, чтобы противостоять оккупации Восточной Европы Советами.
В прессе животрепещущей темой стала угроза третьей мировой войны.
– Мы же только что победили в войне! – сказала Грегу Джеки Джейкс. – Как же получилось, что вот-вот начнется новая?
– Я и сам все время задаю себе этот вопрос, – ответил Грег.
Они сидели на скамейке в парке – у Грега был перерыв, они с Джорджи играли в футбол.
– Я так рада, что он еще мал, чтобы воевать.
– Я тоже.
Они посмотрели на сына – он стоял рядом со светловолосой девочкой его возраста и что-то ей говорил. Шнурки его кед развязались, рубашка не заправлена. Ему было двенадцать лет, и он быстро рос. На верхней губе уже появилось несколько мягких черных волосков, и он казался на три дюйма выше, чем неделю назад.
– Мы стараемся переправить наши войска из Европы домой как можно скорее, – сказал Грег. – И англичане, и французы – тоже. Но Красная Армия не трогается с места. В результате в Германии сейчас в три раза больше их солдат, чем наших.
– Американцам не нужна новая война.
– Ты абсолютно права. А Трумэн надеется в ноябре победить на президентских выборах, так что он сделает все возможное, чтобы избежать войны. И тем не менее война может начаться.
– У тебя скоро демобилизация. Что ты собираешься делать?
Ее голос дрогнул, и у Грега появилось подозрение, что она задала его не случайно, как хотела показать своим небрежным тоном. Он взглянул на нее, но ее лицо было непроницаемо.
– Если Америка не окажется втянута в войну, – ответил он, – я в 1950 году буду баллотироваться в конгресс. Отец согласен финансировать мою избирательную кампанию. Я начну ее, как только пройдут президентские выборы.
Она отвела взгляд.
– А за какую партию? – равнодушно спросила она. Грег удивился: неужели он сказал что-то такое, что ее обидело?
– За республиканцев, конечно.
– А жениться не думаешь?
Грег оторопел.
– Почему ты спрашиваешь?
Она пытливо взглянула на него.
– Ты собираешься жениться? – настойчиво повторила она.
– Ну, вообще-то собираюсь. Ее зовут Нелли Фордхем.
– Я так и думала. Сколько ей лет?
– Двадцать два. Что значит – ты так и думала?
– Политику нужна жена.
– Я ее люблю!
– Не сомневаюсь. В ее семье есть политики?
– У нее отец – юрист в Вашингтоне.
– Хороший выбор.
Грег почувствовал раздражение.
– Ты ведешь себя очень цинично.
– Грег, я знаю тебя. Господи боже, я спала с тобой, когда ты был ненамного старше, чем сейчас Джорджи. У тебя получится надуть кого угодно – только не свою мать и не меня!
Она была проницательна, как всегда. Его мать тоже относилась к этой помолвке скептически. Они были правы: он делал это ради карьеры. Но Нелли была миловидна и обаятельна и обожала Грега, так почему бы и нет?
– Я скоро с ней встречаюсь здесь неподалеку, мы договорились пойти пообедать, – сказал он.
Джеки спросила:
– А Нелли знает про Джорджи?
– Нет. И пусть так и будет.
– Ты прав. Внебрачный ребенок – само по себе достаточно плохо, а уж черный точно мог бы испортить тебе карьеру.
– Я знаю.
– Хуже – только жена-негритянка.
Грег так удивился, что у него сразу вырвалось:
– А ты что, думала, я женюсь на тебе?
Она помрачнела.
– Черт, разумеется, нет! И если бы мне даже предложили выбрать между тобой и тем маньяком, что растворял своих жертв в кислоте, я бы попросила дать мне время подумать.
Он знал, что она врет. На миг он задумался, не жениться ли на Джеки. Межрасовые браки были необычны и вызывали враждебное отношение как у белых, так и у черных, но некоторые шли на это – и мирились с последствиями. Ни одна девчонка не нравилась ему так, как Джеки, даже Маргарет Каудри, с которой он встречался пару лет, пока ей не надоело ждать от него предложения. Джеки была остра на язык, но ему это нравилось – может быть, потому, что его мать была такой же. Было что-то очень привлекательное в мысли, что они втроем будут все время вместе. Джорджи научился бы звать его «папа». Они могли бы купить дом где-нибудь, где живут люди широких взглядов, – где-нибудь, где много студентов и молодых преподавателей, может быть – в Джорджтауне.
Потом он увидел, что светловолосую подружку Джорджи зовут родители и суровая белокожая мать сердито грозит ей пальцем, – и понял, что жениться на Джеки – самая плохая идея на свете.
Джорджи вернулся к Грегу с Джеки.
– Как дела в школе? – спросил его Грег.
– Теперь мне там нравится больше, чем раньше, – сказал мальчик. – Математика стала интереснее.
– У меня всегда было хорошо с математикой, – сказал Грег.
– Какое совпадение, – сказала Джеки.
Грег поднялся.
– Мне пора. – Он положил руку Джорджи на плечо. – Занимайся математикой хорошенько, приятель!
