– Он просто сказал «нет». Я спросила: «Что значит «нет»?» А он сказал: «То, что противоположно слову «да». А потом открыл дверь нараспашку и держал, пока я не вышла.
– Черт, – сказал Володя. – Придется придумать что-нибудь еще.
II
Когда в четвертом часу пополудни в отдел картографирования территорий противника вошел капитан Вандермейер с лицом, раскрасневшимся от обеда с пивом, Чак Дьюар понял, что будут неприятности.
Отдел разведки на Гавайях в Перл-Харбор разросся. Раньше он назывался «станция HYPO», теперь же носил гордое имя Объединенного Разведывательного центра Тихоокеанской зоны.
За Вандермейером в кильватере следовал сержант морской пехоты.
– Эй вы, голубки, – сказал Вандермейер, – у вас тут посетитель с жалобой.
По ходу разрастания отдела каждый обзавелся специализацией, и Чак с Эдди стали экспертами по картографии плацдармов, где должны были высаживаться американские десантники, по мере того как они пробивались, отвоевывая остров за островом, через Тихий океан.
– Это сержант Донеган, – сказал Вандермейер. Морпех был высок и мускулист, о таких говорят «парень-кремень», и Чак догадался, что сексуально озабоченный Вандермейер воспылал к нему страстью.
– Рад встрече, сержант, – сказал Чак, поднимаясь. – Я – главный старшина Дьюар.
И Чак, и Эдди получили повышение. Так как в армию Соединенных Штатов вливались тысячи новобранцев, то офицеров не хватало, и пришедшие во флот еще до войны и знавшие, что к чему, росли быстро. Чаку с Эдди было разрешено жить вне базы, и они сняли вдвоем небольшую квартирку.
Чак протянул руку, но Донеган ее не пожал.
Чак снова сел. Он был немного старше сержанта по званию, и не собирался быть вежливым с тем, кто предпочитает держаться грубо.
– Я могу вам чем-нибудь помочь, капитан Вандермейер?
На флоте у капитана много возможностей издеваться над старшиной, и Вандермейеру все они были известны. Он так составлял графики, что у Чака с Эдди никогда не совпадали выходные. Он ставил им за работу «удовлетворительно», прекрасно зная, что любая оценка, кроме «отлично», фактически была «черной меткой». Он путал данные в документах для финансовой части, так что Чаку и Эдди платили позже или меньше, чем следовало, и им приходилось тратить по многу часов, чтобы исправить ситуацию. Он был для них здоровенной занозой. И сейчас, должно быть, он выдумал какую-то новую гадость.
Донеган вытащил из кармана потрепанный листок бумаги и развернул.
– Ваша работа? – угрожающе спросил он.
Чак взял листок. Это была карта островов Новой Джорджии, входящих в состав Соломоновых островов.
– Надо проверить, – сказал он. Это была его карта, и он знал это, но тянул время.
Он подошел к шкафу с документами и выдвинул ящик. Вынул папку с Новой Джорджией и захлопнул ящик коленом. Вернулся за стол, сел и открыл папку. Там лежала копия карты Донегана.
– Да, – сказал Чак. – Это моя работа.
– Ну так я пришел сказать тебе, что твоя работа – дерьмо, – заявил Донеган.
– В самом деле?
– Смотри сюда. У тебя здесь джунгли подходят к самому морю. А на самом деле там открытое место шириной в четверть мили.
– Мне очень жаль это слышать.
– Тебе жаль! – Донеган выпил пива столько же, сколько Вандермейер, и нарывался на драку. – У меня на этом пляже пятьдесят человек полегло!
Вандермейер рыгнул и сказал:
– Дьюар, как ты мог допустить такую ошибку?
Чака это потрясло. Если из-за его ошибки погибло пятьдесят человек – он заслужил, чтобы на него орали.
– Вот с чем нам приходилось работать, – сказал он. В папке была расплывчатая карта островов – пожалуй, еще викторианских времен, и более поздняя морская карта, где были показаны глубины морского дна, но практически не было отметок о наземном рельефе или переданных по радио описаний. Единственное, что еще находилось в папке, – это размытая аэрофотосьемка воздушной разведки. Указывая пальцем на нужное место на фотографии, Чак сказал:
– Это же действительно выглядит так, словно деревья подходят к самой воде. Там бывает прилив? Если нет – возможно, песок был покрыт водорослями, когда делали фотографию. Водоросли могут внезапно зацвести и так же быстро исчезнуть.
– Если бы тебе самому пришлось драться на том чертовом пляже, – сказал Донеган, – ты бы, наверное, не так наплевательски к этому относился.
«Может, и правда», – подумал Чак. Донеган вел себя грубо, вызывающе, его подстрекал подлый Вандермейер, но само по себе это не означало, что он не прав.
– Да, Дьюар, – сказал Вандермейер, – может, тебе с твоим дружком-голубком отправиться с морской пехотой, когда будет следующая высадка? Посмотришь, как используются ваши карты в бою.
Чак пытался придумать остроумный ответ, но вдруг ему пришло в голову отнестись к предложению всерьез. Может, ему и стоит побывать в боевой обстановке. Действительно ведь легко стать равнодушным, сидя за столом. К претензии Донегана следовало отнестись серьезно.
С другой стороны, это означало, что придется рисковать жизнью.
Чак взглянул Вандермейеру в глаза.
– Мне нравится эта мысль, капитан, – сказал он. – Я бы хотел пойти добровольцем на следующую высадку.
Донеган посмотрел на него потрясенно, словно начал подозревать, что неверно судил о ситуации.
Впервые за весь разговор подал голос Эдди:
– И я. Я тоже поеду.
– Ладно, – сказал Вандермейер. – Вернетесь поумневшими – или вообще не вернетесь.
III
У Володи никак не получалось напоить Вуди Дьюара.
Они сидели в баре гостиницы «Москва». Он поставил перед молодым американцем рюмку водки и сказал на школьном английском:
– Вам понравится, это – самая лучшая!
– Большое спасибо, – сказал Вуди. – Мне очень приятно. – Но к рюмке не прикоснулся.
Вуди был высоким и долговязым и казался прямолинейным до наивности. Почему Володя и выбрал его.
Вуди через переводчика спросил:
– Пешков – распространенная в России фамилия?
– Не особенно, – ответил по-русски Володя.
– Я из Буффало, там есть известный бизнесмен Лев Пешков. Я подумал, не родственники ли вы с ним?
Это Володю ошарашило. У его отца был брат по имени Лев Пешков, и он уехал в Буффало еще перед Первой мировой. Но из осторожности он уклонился от ответа.
– Надо спросить отца, – сказал он.
– В Гарварде я учился с сыном Льва Пешкова Грегом. Возможно, это ваш двоюродный брат.
– Возможно, – ответил Володя, нервно взглянув на сидевших вокруг стола сексотов. Вуди понятия не имел, что любая связь с кем-то в Америке могла навлечь подозрения на советского человека. – Знаете, Вуди, – сказал он, – а в нашей стране отказ выпить считается оскорблением.
