– Но и у нее остались на спине шрамы после Кейбл-стрит.
– Это правда.
– Ллойд такой же, как вы. Политика для него не дополнительное занятие вроде хобби, это для него – главное в жизни. А я – эгоистичная миллионерша.
– Мне кажется, – задумчиво сказала Этель, – брак бывает двух видов: один – когда люди становятся партнерами, им удобно вместе, у них общие надежды и страхи, они вместе растят детей, помогают и поддерживают друг друга. – Дейзи поняла, что Этель говорит о себе и Берни. – А второй – дикая страсть, безумие, упоение и секс, возможно, с кем-то совсем не подходящим, может быть, с человеком, которым ты не восхищаешься, а может быть, на самом деле он тебе даже не нравится… – Дейзи была уверена, что она думает о романе с Фицем. Она затаила дыхание, понимая, что сейчас Этель говорит ей чистую правду, без прикрас. – Мне посчастливилось, у меня было и то и другое, – сказала Этель. – И мой тебе совет – если представится возможность такой сумасшедшей любви – хватайся за нее обеими руками, и черт с ними, с последствиями.
– Надо же, – сказала Дейзи.
Вскоре она уехала. Она чувствовала себя польщенной, что Этель открыла ей душу. Но когда она вернулась в свою пустую квартиру, ее охватила тоска. Она сделала себе коктейль – и вылила. Поставила на огонь чайник и сняла. Радиопередачи закончились. Она лежала в холодной постели и отчаянно жалела, что нет рядом Ллойда.
Она сравнивала семью Ллойда с собственной. У обеих жизнь текла не гладко, но Этель из неподходящего материала выковала семью сильную, готовую прийти на помощь, а вот Ольга, родная мать Дейзи, этого сделать не смогла – хотя в этом было больше вины Льва, чем Ольги. Этель была замечательной женщиной, и Ллойд унаследовал многие ее качества.
Где он сейчас, что он делает? Каким бы ни был ответ, он наверняка в опасности. Вдруг его убьют теперь, когда наконец она свободна и ничто не мешает ей любить его и выйти за него замуж? Что ей делать тогда, если он погибнет? Собственная жизнь представлялась ей тогда конченой: ни мужа, ни любимого, ни друзей, ни родной страны. Она плакала, пока не уснула – уже под утро.
Утром она долго спала. В полдень, накинув черный шелковый халатик, она пила кофе в своей маленькой столовой, когда ее пятнадцатилетняя горничная вдруг сообщила:
– Госпожа, пришел майор Уильямс.
– Что? – севшим голосом произнесла она. – Не может быть!
И тут в дверь вошел он – с вещмешком на плече.
У него был усталый вид, недельная щетина, и, по всей видимости, спал он, не снимая формы.
Она обняла его и стала целовать заросшее щетиной лицо. Он тоже ее целовал, несколько смущенный тем, что не может перестать улыбаться.
– От меня, наверное, так несет, – сказал он между поцелуями. – Я неделю не переодевался.
– От тебя пахнет, как от сыроварни! – сказала она. – Это замечательно! – Она потянула его в спальню и стала раздевать.
– Я по-быстрому приму душ? – сказал он.
– Нет! – сказала она и толкнула его обратно на кровать. – Я не могу ждать! – Желание сводило ее с ума. И по правде говоря, запах тоже. Казалось бы, он должен был вызывать отвращение, но вышло как раз наоборот. Ведь это был он, человек, о котором она уже думала, что он мог погибнуть, а сейчас ее ноздри и легкие чувствуют его! Она была готова плакать от радости.
Чтобы снять брюки, надо было начать с обуви, что было проблематично, и она решила этим не заниматься. Лишь расстегнула его ширинку. Потом сбросила черный шелковый халатик и задрала ночнушку до пояса, все это время глядя со счастливым вожделением на белый пенис, поднимающийся из грубой ткани цвета хаки. Потом она оседлала Ллойда, опустилась, наклонилась вперед и поцеловала его в губы.
– О боже, – сказала она. – Не могу передать, как же я тебя ждала.
Она легла на него сверху, не очень двигаясь, но целуя снова и снова. Он взял в ладони ее лицо и всмотрелся.
– Это на самом деле? – спросил он. – Не очередной сказочный сон?
– Это на самом деле, – сказала она.
– Как хорошо! Не хотел бы я сейчас проснуться.
– Я хочу, чтобы так было всегда.
– Хорошая мысль, только долго мне так не выдержать, – и он начал двигаться под ней.
– Если будешь продолжать, я сейчас кончу, – сказала она.
И оказалась права.
Потом они долго лежали в постели и разговаривали.
Ему дали двухнедельный отпуск.
– Живи здесь, – сказала она. – Ты можешь навещать родителей каждый день, но ночью я хочу, чтобы ты был здесь.
– Мне бы не хотелось испортить тебе репутацию.
– Поезд ушел. Лондонское общество меня уже бойкотирует.
– Я знаю. – С вокзала Ватерлоо он позвонил Этель, и та рассказала ему, что Дейзи рассталась с Малышом, и дала ее новый адрес.
– Надо подумать о контрацепции, – сказал он. – Я куплю резинок, но, может быть, ты захочешь решить этот вопрос иначе? Как ты думаешь?
– Ты не хочешь, чтобы я забеременела? – спросила она. Вопрос прозвучал печально, она это заметила, и он тоже.
– Не пойми меня неправильно, – сказал он. И, приподнявшись на локте, продолжал: – Я сам незаконнорожденный. Мне лгали о моем происхождении, и когда я узнал правду, то это было для меня страшным потрясением… – Его голос дрогнул от волнения. – Я никогда не позволю, чтобы через это прошли мои дети. Никогда.
– Но нам не пришлось бы им лгать!
– Мы сказали бы им, что не были женаты и что на самом деле твоим мужем был другой человек?
– Не понимаю, почему бы и нет.
– Подумай, как бы их изводили в школе.
Ее он не убедил, но было ясно, что для него это вопрос очень серьезный.
– И что ты предлагаешь? – спросила она.
– Я хочу, чтобы у нас были дети. Но только когда мы будем в браке. Друг с другом.
– Да я поняла, – сказала она. – Но значит…
– Значит, придется подождать.
Как медленно до мужчин доходят намеки.
– Я не очень придерживаюсь традиций, – сказала она, – но все же существуют некоторые условности…
Он наконец понял, к чему она клонит.
– А! Хорошо. Минуточку… – И он встал в постели на колени. – Дейзи, дорогая…
Она залилась смехом. Как же забавно он выглядел, полностью одетый в форму – и с голым членом, выглядывающим из ширинки.
– Можно, я тебя так сфотографирую? – спросила она.
Он посмотрел вниз и понял, почему она смеется.
– О, прошу прощения.
– Нет, не вздумай застегиваться! Оставайся как есть и говори, что собирался.
– Дейзи, дорогая, ты будешь моей женой? – спросил он, широко улыбаясь.
