Это была большая перемена.
Карла спросила:
– Что заставило тебя так изменить мнение?
– Я видел, как они это делали в России. Они хватали всех известных в городе людей, считая, что они должны быть коммунистами. И всех евреев тоже. Не только мужчин – и женщин, и детей. И стариков, совсем дряхлых и неспособных никому причинить вред… – по его щекам потекли слезы. – Обычные наши солдаты этим не занимаются, для этого есть специальные группы. Они увозят пленных за город. Иногда к карьеру или какой-нибудь шахте. Или заставляют тех, что помоложе, вырыть огромную яму. А потом…
Он замолчал, но Карле нужно было, чтобы он договорил.
– Что – потом?
– Кончают их, по дюжине сразу. По шесть пар. Иногда муж и жена идут вниз, держась за руки. Малышей женщины несут на руках. Стрелки ждут, пока пленные не окажутся на нужном месте. И тогда стреляют.
Эрик вытер слезы грязным рукавом гимнастерки.
– Бах – и нет, – сказал он.
В кухне долго стояла тишина. Ада плакала. Карла была потрясена. Только Мод сидела с каменным лицом.
Наконец Эрик высморкался и достал сигареты.
– Ну и удивился я, получив отпуск и билет домой! – сказал он.
– Когда тебе надо ехать назад? – спросила Карла.
– Завтра. Я здесь всего на двадцать четыре часа. И все равно мне завидуют все приятели. Они бы все отдали, чтобы провести день дома. Доктор Вайсс сказал, что у меня, должно быть, друзья наверху.
– Так и есть, – сказала Мод. – Это Хоаким Кох, юный лейтенант, он работает в Военном министерстве и приходит ко мне брать уроки игры на рояле. Я попросила его добиться для тебя отпуска… – Она взглянула на часы. – Через несколько минут он придет. Он очень привязался ко мне, думаю, ему не хватает материнского внимания.
«Черта с два материнского!» – подумала Карла. В отношении Мод к Хоакиму не было ничего материнского.
Мод продолжала:
– Он такой наивный. Сказал нам, что на восточном фронте 28 июня начнется новое наступление. И даже назвал его кодовое название: операция «Блау».
– Дождется он, что его застрелят, – сказал Эрик.
– Хоаким не единственный, кого могут застрелить, – сказала Карла. – Я рассказала кое-кому о том, что узнала… И теперь меня попросили как-то уговорить Хоакима достать план операции.
– Боже милостивый! – потрясенно воскликнул Эрик. – Да это же настоящий шпионаж, вы здесь в большей опасности, чем я на восточном фронте!
– Не волнуйся, я просто не могу себе представить, чтобы Хоаким сделал это.
– Не будь так уверена, – сказала Мод.
Все посмотрели на нее.
– Может, он и сделает это – для меня, – сказала Мод. – Если правильно попросить.
– Он настолько наивен? – сказал Эрик.
– Он влюблен в меня, – с вызовом сказала она.
– А… – сказал Эрик. Ему стало неловко при мысли, что кто-то влюблен в его мать.
– Но все равно мы не можем этого сделать! – сказала Карла.
– Почему? – спросил Эрик.
– Потому что при победе русских ты можешь погибнуть!
– Я так и так могу погибнуть.
– Но в этом случае мы поможем русским тебя убить! – Карла заметила, что ее голос от волнения сорвался на крик.
– И все же я бы хотел, чтобы вы это сделали, – яростно сказал Эрик. Он сидел, опустив взгляд на клетчатую кухонную клеенку, но видел то, что происходило за тысячу миль отсюда.
Карла почувствовала смятение. Если он хотел, чтобы она это сделала…
– Но почему? – сказала она.
– Я вспоминаю тех людей, что спускались в карьер, держась за руки… – И он так крепко стиснул пальцы, что могли появиться синяки. – Я готов рисковать жизнью, если мы сможем положить этому конец. Я хочу пойти на этот риск – мне тогда будет не так тяжело думать о себе и о своей стране. Пожалуйста, Карла, если сможешь – пошли русским этот план.
И все равно она колебалась.
– Ты уверен?
– Я тебя умоляю.
– Тогда я сделаю это, – сказала Карла.
V
Томас Маке велел своим ребятам – Вагнеру, Рихтеру и Шнайдеру – обращаться с Вернером как можно лучше.
– Вернер Франк – лишь лейтенант, но он из подчиненных генерала Дорна. Я хочу, чтоб у него сложилось наилучшее впечатление о нашей группе и нашей работе. Никакой ругани, никаких шуток, никакой еды и никакого рукоприкладства – во всяком случае, без действительной необходимости. Поймаем шпиона коммунистов – можете его отделать как следует. Но если не поймаем – я запрещаю вам хватать кого-нибудь просто для развлечения! – Обычно он смотрел на такие вещи сквозь пальцы: ведь это заставляло людей бояться вызвать неудовольствие нацистов. Но Франк мог оказаться чистоплюем.
Вернер на своем мотоцикле появился у главного управления гестапо на Принц-Альбрехт-штрассе точно в назначенное время. Все забрались в патрульный фургон с вращающейся антенной на крыше. Машина была так набита радиотехникой, что в ней было не повернуться. Рихтер сел за руль, и они поехали по городу. Был ранний вечер – время, когда шпионы предпочитают отправлять врагу сведения.
– Интересно, почему именно в это время? – спросил Вернер.
– У большинства шпионов есть постоянная работа, – объяснил Маке. – Это часть прикрытия. Поэтому днем они ходят в какую-нибудь контору или на завод.
– Ну конечно, – сказал Вернер. – Никогда об этом не задумывался.
Маке беспокоило, что они могли вообще ни на кого не набрести. Его приводила в ужас мысль, что вину за потери, которые немецкая армия несла в России, возложат на него. Он из кожи вон лез, но за усердие Третий рейх не награждал.
Иногда бывало, что прибор не регистрировал сигналов вообще. В иные дни сигналов было два или даже три, и Маке приходилось выбирать, какой источник искать, а на какие не обращать внимания. Он был уверен, что в городе работает не одна сеть шпионов и они, наверное, не знают о существовании друг друга. Он пытался делать невыполнимую работу не годными для этого инструментами.
Они были возле Потсдамской площади, когда поймали сигнал. Маке узнал характерный звук.
– А вот и «пианист», – сказал он с облегчением. Он хотя бы сможет показать Вернеру, что оборудование работает. Кто-то передавал группы цифр, по пять в группе, одну за другой. – Советская разведка пользуется шифром, в котором пара цифр обозначает букву, – объяснил Маке Вернеру. – Так, например, 11 может обозначать «А». Передают их группами по пять просто потому, что так принято.
Оператор, инженер-электромеханик по имени Манн, снял координаты, и Вагнер начертил на карте линию карандашом по линейке. Рихтер завел машину, и они снова двинулись в путь.
