Но успокоился он ненадолго.
– Не очень на это рассчитывайте, – сказал человек с выговором берлинских рабочих. – Нацисты договариваются с Партией Центра. – Ллойд вспомнил, что это партия Генриха. – Это может им дать еще семьдесят четыре голоса.
Ллойд нахмурился. Зачем Партии Центра поддерживать меру, которая лишит их власти?
Вальтер озвучил эту же мысль более откровенно:
– Как католики могут пойти на такую глупость?
Ллойд пожалел, что не узнал всего этого до того, как пошел за кофе, – тогда он мог бы поговорить об этом с Генрихом. Мог бы узнать что-нибудь полезное. Черт…
Человек с акцентом берлинских рабочих сказал:
– Заключили же в Италии католики сделку с Муссолини – конкордат, чтобы защитить церковь. Почему бы здесь им не поступить так же?
Ллойд подсчитал, что с поддержкой центристов нацисты наберут четыреста четырнадцать голосов.
– Все равно не набирается две трети, – с облегчением сказал он Вальтеру.
Другой помощник, услышав его, сказал:
– Это если не учитывать последнее заявление президента рейхстага.
Президентом рейхстага был Герман Геринг, ближайший союзник Гитлера. Ллойд ничего не слышал о последнем заявлении. Остальные, по-видимому, тоже, потому что все притихли. Помощник продолжал:
– Он постановил, что депутаты от Коммунистической партии, отсутствующие по причине нахождения в тюрьме, не считаются.
Комната взорвалась возмущенными криками. Ллойд увидел, что Вальтер покраснел от гнева.
– Он не имеет права! – воскликнул Вальтер.
– Это абсолютно незаконно, – сказал помощник. – Но он это сделал.
Ллойд был потрясен. Неужели можно провести закон с помощью такой уловки? Он снова стал подсчитывать. У коммунистов было восемьдесят одно место. Если их не считать, нацистам нужно будет набрать две трети от пятисот шестидесяти шести, это будет триста семьдесят восемь. Даже с националистами им еще не хватало голосов. Но если их поддержат католики – акт будет принят.
Кто-то сказал:
– Все это совершенно незаконно. Мы должны выйти из зала в знак протеста.
– Нет, нет! – твердо сказал Вальтер. – Они примут этот акт в наше отсутствие. Мы должны отговорить от участия в этом католиков. Надо, чтобы Вельс немедленно поговорил с Каасом. – Отто Вельс был лидером Социал-демократической партии, а прелат Людвиг Каас был главой Партии Центра.
В комнате зашумели, соглашаясь.
Ллойд глубоко вздохнул и сказал:
– Господин фон Ульрих, а может быть, вам пригласить на ланч Готфрида фон Кесселя? Вы, кажется, до войны работали вместе с ним в Лондоне?
Вальтер невесело рассмеялся.
– Этого пройдоху?
Наверное, это была неудачная мысль.
– Я не знал, что вы его не любите, – сказал Ллойд.
– Я его ненавижу! – сказал Вальтер и задумался. – Но господи боже, я готов испробовать любое средство…
– Я могу найти его и передать приглашение, – предложил Ллойд.
– Хорошо, попробуйте. Если он его примет, скажите, что я с ним встречусь в час дня в «Герренклубе».
Ллойд поспешил к комнате, в которой скрылся Генрих. Он вошел. В комнате шло собрание, такое же, как у них. Он оглядел сидящих, заметил Генриха, одетого в черное, и, встретившись с ним взглядом, поманил его, давая понять, что это важно.
Они вышли, и Ллойд спросил:
– Говорят, ваша партия собирается поддержать «Акт о полномочиях»?
– Это еще не точно, – ответил Генрих. – Мнения разделились.
– А кто против нацистов?
– Брюнинг и еще кое-кто.
Брюнинг прежде был канцлером и являлся одной из ведущих фигур.
Ллойд почувствовал, как возвращается надежда.
– А кто еще?
– Вы что, вызвали меня из комнаты, чтобы выспрашивать все это?
– Простите, конечно же, нет. Вальтер фон Ульрих хочет пригласить вашего отца на ланч.
Генрих заколебался.
– Они же не любят друг друга… И вы это знаете, верно?
– Я тоже так думал. Но сегодня можно забыть о неприязни!
Генрих, казалось, не был в этом так уверен.
– Я его спрошу. Подождите здесь.
Он вошел в аудиторию.
«Есть ли хоть какой-нибудь шанс, что это поможет?» – подумал Ллойд. Как жаль, что Вальтер и Готфрид не оказались близкими друзьями. Но он просто не мог себе представить, что католики отдадут голоса нацистам.
Больше всего его беспокоила мысль, что если это может случиться в Германии, то это может случиться и в Великобритании. Он содрогнулся от этой мрачной перспективы. У него впереди вся жизнь, и он не хотел жить при диктатуре и репрессиях. Он хотел, как родители, заниматься политикой, хотел, чтобы в его стране таким людям, как эйбрауэнские шахтеры, стало легче жить. Для этого ему нужно было проводить собрания с людьми в таких условиях, чтобы они могли говорить, что думают, и чтобы газеты могли нападать на правительство, и чтобы в пабах люди могли поспорить, не озираясь через плечо на тех, кто может их услышать.
Все это грозил уничтожить фашизм. Но, возможно, ему это не удастся. Возможно, Вальтер сможет договориться с Готфридом и удержать Партию Центра от поддержки нацистов.
Генрих вышел.
– Он согласен.
– Отлично! Вальтер предложил встретиться в «Герренклубе» в час дня.
– Правда? Он что, член этого клуба?
– Полагаю, да. А что?
– Это консервативное заведение. Ну да, он же Вальтер фон Ульрих, должно быть, он знатного рода, хоть и социалист.
– Наверное, мне стоит забронировать столик. Вы знаете, где этот клуб находится?
– Да сразу за углом.
И Генрих рассказал, как его найти.
– Заказывать на четверых?
– Почему бы и нет? – усмехнулся Генрих. – Если наше с вами присутствие станет нежелательным, нас просто попросят выйти.
И он вернулся в аудиторию.
Ллойд вышел из здания и быстро пошел через площадь, миновал колонну Победы и выгоревшее здание рейхстага – и добрался до «Герренклуба».
В Лондоне тоже были клубы для знати, но Ллойд никогда там не бывал. Это заведение представляло собой нечто среднее между рестораном и траурным залом, решил он. Вокруг неслышно скользили официанты в вечерних костюмах, беззвучно раскладывали столовые приборы на столы, застеленные белыми скатертями. Старший официант принял у него заказ и записал имя «фон Ульрих» с таким скорбным видом, будто регистрировал его кончину.
Ллойд вернулся в здание оперы. Там стало куда более шумно и оживленно, и напряжение, казалось, все росло. Ллойд услышал, как кто-то сказал, что на открытие сессии сегодня приедет сам Гитлер, чтобы представить акт.
