Директор детдома поздоровался с пастором Охсом и Вальтером за руку. На Карлу он бросил быстрый взгляд и, узнав, после игнорировал. Он пригласил их сесть, но Карла чувствовала за его показной любезностью раздражение и враждебность. Очевидно, ему не доставляло удовольствия отвечать на вопросы. Он взял с подставки одну из своих трубок и стал нервно вертеть в руках. Сегодня, когда перед ним были не две молодые женщины, а двое взрослых мужчин, он выглядел не так надменно.
Начал беседу пастор Охс.
– Профессор Вилрих, господин фон Ульрих и другие мои прихожане обеспокоены таинственной смертью нескольких знакомых детей-инвалидов.
– Здесь никаких таинственных смертей не было, – отрезал Вилрих. – Фактически вот уже два года, как у нас не было смертных случаев.
Пастор Охс повернулся к Вальтеру.
– Мне это представляется очень утешительным, не правда ли, господин фон Ульрих?
Вальтер кивнул.
Карла это утешительным не считала, но пока помалкивала.
– Я уверен, – вкрадчиво продолжал пастор, – что вы заботитесь о ваших подопечных наилучшим образом.
– Да, – сказал Вилрих уже не так сердито.
– Но вы же переводите детей отсюда в другие больницы?
– Конечно, если другая больница может предложить ребенку лечение, недоступное здесь.
– А после того как ребенка перевели, я полагаю, вас не обязательно ставят в известность о том, как продвигается лечение и о его состоянии в дальнейшем?
– Разумеется!
– До самого возвращения ребенка.
Вилрих ничего не ответил.
– К вам кто-нибудь возвращался?
– Нет.
Пастор Охс пожал плечами.
– Ну, тогда вряд ли можно предположить, что вы знаете, что с ними было потом.
– Именно так.
– Значит, скрывать вам нечего, – сказал пастор Охс, откинувшись назад и разведя руками с чистосердечным видом.
– Совершенно нечего.
– Некоторые из переведенных детей умерли.
Вилрих ничего не ответил.
– Это правда, не так ли? – мягко, но настойчиво спросил Охс.
– Я не могу вам ответить ничего конкретного, господин пастор.
– Ах да! – сказал пастор Охс. – Потому что если кто-то из детей и умер бы, то вам бы не сообщили.
– Как уже было сказано.
– Простите мне это повторение, я лишь хочу удостовериться, что вас нельзя просить пролить свет на обстоятельства их смерти.
– Ни в коей мере.
Пастор Охс вновь повернулся к Вальтеру.
– На мой взгляд, все проясняется.
Вальтер кивнул.
«Ничего не проясняется!» – хотела сказать Карла.
Но пастор Охс снова заговорил:
– Сколько приблизительно детей вы перевели, скажем, за последние двенадцать месяцев?
– Десять, – ответил Вилрих. – Десять точно. – Он самодовольно улыбнулся. – Мы, люди науки, предпочитаем говорить точно, а не приблизительно.
– Десять пациентов – из какого числа?
– На сегодняшний день у нас сто семь детей.
– Значит, вы перевели очень небольшую часть, – сказал Охс.
Карла начинала злиться. Охс был явно на стороне Вилриха! Почему отец это терпит?
Пастор Охс спросил:
– А это были дети, страдающие одним расстройством или разными?
– Разными, – сказал Вилрих, открывая лежащую на столе папку. – Идиотия, синдром Дауна, микроцефалия, гидроцефалия, паралич, деформация конечностей, головы и позвоночника.
– Вам было дано предписание послать в Акельберг детей с этими расстройствами.
Это было первое упоминание об Акельберге и первое предположение, что Вилрих получил предписание от руководства. Может быть, пастор Охс был более искусным дознавателем, чем казался.
Вилрих открыл рот, чтобы что-то сказать, но пастор Охс опередил его новым вопросом:
– А они должны были получать одинаковое лечение?
Вилрих улыбнулся.
– И снова, меня об этом не ставили в известность, поэтому я ничего не могу вам сказать.
– Вы просто исполнили…
– Полученное предписание, да.
– Вы благоразумный человек, – улыбнулся пастор Охс. – Вы осмотрительны в выборе слов. А дети были разного возраста?
– Сначала программа ограничивалась детьми до трех лет, но потом – да, ее распространили на все возрастные группы.
Карла отметила упоминание «программы». Раньше существование программы не признавали. Она начала понимать, что пастор Охс умнее, чем мог показаться на первый взгляд.
Следующую фразу пастор Охс произнес, словно подтверждая сказанное раньше:
– И в программу включили всех неполноценных еврейских детей, независимо от того, какая инвалидность у них.
Наступила тишина. Вилрих был шокирован. Откуда пастор Охс узнал о еврейских детях, удивилась Карла. А может быть, и не знал, а сказал наугад.
Помолчав, пастор Охс добавил:
– Следовало сказать, еврейских детей и детей от смешанных браков.
Вилрих не ответил, но едва заметно кивнул.
– Сейчас такое время, такая эпоха, – продолжал пастор Охс, – что редко когда еврейским детям отдается предпочтение, не так ли?
Вилрих смотрел в сторону.
Пастор встал, и, когда снова заговорил, в его голосе звучал гнев.
– Вы сейчас мне сказали, что отослали в спецбольницу десять детей, страдающих от разных заболеваний, при которых просто не могло помочь одно и то же лечение. И никто из них не вернулся. И что в первую очередь отсылали евреев. Что, вы думали, с ними будет? Именем Господа Бога, что вы обо всем этом думали?
У Вилриха был такой вид, словно он готов был заплакать.
– Вы, конечно, можете мне не отвечать, – сказал Охс, уже тише. – Но настанет день, когда вас снова спросят об этом. Спросит тот, кто выше вашего руководства и на самом деле выше всех властей в мире.
Он вытянул вперед руку, обвиняющим жестом указывая на Вилриха.
– И в этот день, сын мой, тебе придется ответить!
С этими словами он повернулся и вышел из комнаты.
Карла и Вальтер последовали за ним.
V
Инспектор Томас Маке улыбнулся. Иногда враги государства сами выполняли его работу. Вместо того чтобы делать свое дело тайком и прятаться там, где отыскать их будет нелегко, они являлись к нему сами и великодушно предоставляли неопровержимые доказательства своих преступлений. Они вели себя точно рыба, которая безо всякой наживки и крючка выпрыгивает из реки прямо в садок рыбака и просит, чтобы ее зажарили.
