Где-то через час быстрых танцев Вернер поставил медленную песню. Фрида с Генрихом танцевали щека к щеке. Никто в зале не нравился Карле настолько, чтобы танцевать с ним медленный танец, поэтому она вышла выпить кока-колы. С Америкой Германия не воевала, так что концентрат кока-колы привозили и разливали по бутылкам в Германии.
К ее удивлению, Вернер вышел вслед за ней, посадив пока менять пластинки кого-то еще. Ей было лестно, что самому красивому мальчику в зале захотелось с ней поболтать.
Она рассказала ему про Курта, что его переводят в Акельберг, и Вернер сказал, что то же самое произошло с его братом Акселем. У пятнадцатилетнего Акселя было врожденное расщепление позвоночника.
– Неужели им обоим может помочь один и тот же новый метод? – нахмурился Вернер.
– Сомневаюсь… Хотя не знаю, на самом деле, – сказала Карла.
– Почему так происходит, что врачи никогда не объясняют своих действий? – сердито сказал Вернер.
Карла невесело рассмеялась.
– Они думают, что если обычные люди начнут разбираться в медицине, то перестанут преклоняться перед ними.
– По такому же принципу действуют фокусники: больше впечатляет, если не понимаешь, как это сделали, – сказал Вернер. – Врачи – такие же эгоцентристы, как и все остальные.
– Еще больше, – сказала Карла. – Уж я-то знаю, как медсестра.
Она рассказала ему о листовке, увиденной в поезде.
– И что ты об этом думаешь? – спросил Вернер.
Карла заколебалась. Честно говорить о таких вещах было опасно. Но она была знакома с Вернером всю жизнь, и всегда он был левым. И еще он был свингером. Ему она могла доверять.
– Я рада, что кто-то противостоит нацистам, – сказала она. – Значит, не все немцы парализованы страхом.
– Существуют разные способы борьбы с нацистами, – тихо сказал он. – Можно не только красить губы.
Наверное, он имеет в виду, что она тоже могла бы распространять листовки, подумала Карла. Неужели и сам он занимается чем-то таким? Да нет, для этого он слишком плейбой… Скорее уж Генрих: он намного серьезнее.
– Нет, спасибо, – сказала она. – Это слишком страшно.
Они допили кока-колу и вернулись на склад. Народу было уже столько, что едва хватало места для танцев.
К ее удивлению, Вернер пригласил Карлу на последний танец. Он поставил Бинга Кросби «Только всегда»
[6]. Карла затрепетала. Он прижал ее к себе, и всю эту медленную песню они скорее покачивались, чем танцевали.
В конце, по традиции, на минуту выключили свет, чтобы пары могли поцеловаться. Карла чувствовала себя неловко: она же знала Вернера с детства. Но он всегда ей нравился, и она с готовностью повернула к нему лицо. Как она и ждала, его поцелуй был умелым, и она горячо ответила. С замиранием сердца она почувствовала его ласковую руку на своей груди. Показывая, как ей это нравится, она разомкнула губы. Но тут зажегся свет, и все закончилось.
– О, – выдохнула она. – Ты меня удивил.
Он улыбнулся ей самой обаятельной улыбкой.
– Может быть, можно будет как-нибудь еще раз тебя удивить?
II
Когда зазвонил телефон, Карла шла через холл на кухню завтракать. Она взяла трубку.
– Карла фон Ульрих, – сказала она и услышала голос Фриды:
– Карла, мой младший брат умер!
– Что? – Карла не могла поверить тому, что слышала. – Фрида, какое несчастье! Где это случилось.
– В больнице, – сказала Фрида, всхлипывая.
Карла вспомнила, как Вернер рассказывал ей, что Акселя отправили в ту же самую больницу в Акельберге, что и Курта.
– Как он умер?
– От аппендицита.
– Какой ужас… – Карле было жаль подругу, но кроме того, у нее возникли подозрения. Когда профессор Вилрих месяц назад говорил с ними о новом методе лечения для Курта, у нее появилось нехорошее ощущение. Может быть, метод был менее проверенный, чем он был готов признать? Мог он быть действительно опасным?
– А еще что-нибудь известно? – спросила она.
– Мы получили совсем короткое письмо. Папа в ярости. Он звонил в больницу, но не смог связаться ни с кем из начальства.
– Я сейчас к вам приеду. Буду через несколько минут.
– Спасибо.
Карла повесила трубку и бросилась на кухню.
– Аксель Франк умер в акельбергской больнице! – сказала она.
Ее отец Вальтер просматривал утреннюю почту.
– О! – произнес он. – Бедная Моника.
Карла вспомнила, что, по семейным преданиям, Моника, мама Акселя, была когда-то влюблена в ее отца. На его лице сейчас отразилась такая тревога, что Карла подумала, не был ли отец тоже увлечен ею, несмотря на любовь к Мод. Любовь – это так сложно…
Мама Карлы, теперь лучшая подруга Моники, сказала:
– Она, должно быть, совершенно безутешна.
Вальтер снова опустил взгляд на почту и вдруг удивленно сказал:
– Письмо для Ады.
В комнате стало тихо.
Карла смотрела на белый конверт, который Ада взяла у Вальтера.
Ада нечасто получала письма.
Эрик был дома, шел последний день его короткого отпуска, и все вчетвером они смотрели, как Ада вскрывает конверт.
Карла затаила дыхание.
Ада вынула письмо, отпечатанное на бумаге со штемпелем. Она быстро прочитала его, ахнула – и зарыдала.
– Нет! – воскликнула Карла. – Не может быть!
Мод бросилась к Аде и обняла ее.
Вальтер взял у нее из рук письмо и прочитал.
– О боже, какое ужасное горе, – сказал он. – Бедный маленький Курт.
Он положил листок на обеденный стол.
– Мой мальчик, мой бедный малыш, и умер вот так, без мамы… Я этого не вынесу!
Карла с трудом сдерживала слезы. Она была в смятении.
– И Аксель, и Курт? – сказала она. – Одновременно?
Она взяла письмо. Письмо было напечатано на машинке, и там было указано название больницы и адрес в Акельберге.
Она прочла:
«Уважаемая миссис Хемпель!
Я вынужден с прискорбием сообщить Вам, что Ваш сын, Курт Вальтер Хемпель, восьми лет от роду, скончался. Смерть наступила 4 апреля в нашей больнице в результате разрыва аппендикса. Было сделано все возможное, но спасти его не удалось. Пожалуйста, примите мои глубочайшие соболезнования».
И подпись главного врача.
Карла подняла голову. Мама сидела рядом с Адой, одной рукой обнимая за плечи, второй держа за руку. Ада рыдала.
