В одно из своих пребываний в Ставке накануне Высочайшего Смотра Алексей Николаевич сильно простудился, подхватив насморк, результатом чему явилось открывшееся кровотечение из носа. Предпринятые доктором В. Н. Деревенко меры не помогли, посему было принято решение о его срочной эвакуации в Царское Село. По дороге мальчик заметно бледнел и слабел, а также дважды пребывал в состоянии обморока. Посему на протяжении всей ночи К. Г. Нагорный, не шевелясь, поддерживал голову Наследника Цесаревича на должной высоте, подложив под неё вытянутую руку. И только когда кровь в 6 час. 20 мин. утра остановилась, верный царский слуга смог расслабиться и отдохнуть после бессонной ночи.
После отречения Государя и во время содержания Царской Семьи под арестом в Александровском Дворце Клементий Григорьевич Нагорный продолжал выполнять свои обязанности Помощника дядьки.
С наступлением тепла К. Г. Нагорный вместе со всей Царской Семьёй и оставшимися при Ней верными слугами принимал самое деятельное участие в обустройстве огорода перед Александровским Дворцом, по-прежнему совмещая их со своими непосредственными обязанностями.
Следует отметить, что судьба К. Г. Нагорного была предопределена задолго до его кончины. Ибо ещё в Царском Селе наиболее революционно настроенные солдаты охраны были страшно возмущены тем, что К. Г. Нагорный продолжает возить в кресле экс-Императрицу по аллеям и парковым дорожкам, за что неоднократно грозили ему расправой. И даже однажды прислали ему письмо, в котором грозились убить, если тот не прекратит свою службу у «жены тирана».
Начиная с 1 июля 1917 года, выплата жалованья от Гвардейского Экипажа была прекращена, вследствие чего, по ходатайству Графа П. К. Бенкендорфа, должностной оклад К. Г. Нагорному был увеличен до 540 руб. в год.
В середине июля отставной Кондуктор А. Е. Деревенько был назначен на должность Камердинера Наследника Цесаревича с годовым окладом в 2000 рублей, а отставной Квартирмейстер К. Г. Нагорный получил при нём же должность Гардеробщика с упомянутым ранее окладом.
Но из-за всё ухудшающейся политической ситуации в стране получать положенную зарплату К. Г. Нагорному не пришлось. Так, в соответствии с сохранившимися в РГИА Санкт-Петербурга документами, его жалованье на 29 июля 1917 года составляло всего лишь 97 рублей 50 копеек, то есть в десять раз менее, чем жалованье, назначенное А. Е. Деревенько.
Вместе с самыми верными слугами К. Г. Нагорный последовал за Царской Семьёй в Тобольск, куда вскоре должен был прибыть и А. Е. Деревенько, который после событий Февральской Смуты резко изменил своё отношение к Наследнику Цесаревичу. И, как выяснилось впоследствии, оказался человеком, далеким от нравственных принципов, да ещё, к тому же, и нечистым и на руку.
Узнать же об этом помог случай. Разбирая привезённые в Тобольск вещи Царской Семьи, слуги наткнулись на случайно оказавшийся среди них сундук А. Е. Деревенько, в котором нашлись абсолютно новые вещи Наследника Цесаревича, которые бывший Кондуктор, попросту говоря, присвоил, не успев отослать на родину для своих сыновей.
После этого случая А. Е. Деревенько было отказано в прибытии в Тобольск, а его место с 10 августа 1917 года занял К. Г. Нагорный, которому теперь было назначено жалованье в 1200 рублей в год.
Находясь в тобольской ссылке, Наследник Цесаревич также не забывал лишний раз отметить в дневнике своего верного слугу, давно ставшего для него одним из самых близких людей.
Так 4 января 1918 года он писал:
«У меня ещё больше прыщей (краснуха). Утром играл в шашки с Нагорным. Мари тоже заболела. Она вся покрыта прыщами. Все солдаты сняли погоны по приказу, а Папа и я – нет».
[505]
В Тобольске К. Г. Нагорный выполнял все прежние, возложенные на него обязанности, а также некоторые «секретные» поручения теперь уже просто Алексея Николаевича Романова и его друга Коли – сына доктора В. Н. Деревенко. Затеяв детскую игру, мальчики обменивались письмами и записками. Так, забавы ради, экс-Наследник Цесаревич подписывался в них своим именем, но только наоборот – Йескела. Одно из таких писем от Коли Деревенко, проживавшего с семьёй на частной квартире, должен был пронести в Дом «Свободы» К. Г. Нагорный, имевший в то время доступ в город. Возвратившись назад, он с удивлением заметил, что ранее охранявшие Царскую Семью стрелки Сводного Гвардейского Отряда были заменены на красногвардейцев. Но было уже поздно. Верного слугу обыскали и нашли упомянутое письмо, после чего из детской забавы раздули «контрреволюционный заговор».
Вспоминая об этом эпизоде у следователя Н. А. Соколова, Полковник Е. С. Кобылинский пояснял:
«Когда этот Родионов появился у нас, он производил обыск у Нагорного, когда тот пришёл из города. Он нашёл у него письмо от сына доктора Деревенко к Алексею Николаевичу и сказал об этом Хохрякову: “Вот тип! Говорит, что у него ничего нет, а у самого письмо!” И, обращаясь ко мне, добавил: “А при Вас, наверно, и не то проносили”. Хохряков обрадовался: “А! Давно я точу зуб на эту сволочь! Осрамил нас!” Это говорил матрос Хохряков про матроса Нагорного. Иначе и быть не могло: один – “краса и гордость русской революции”, а другой – преданный Семье человек, глубоко любивший Алексея Николаевича и им любимый. За это он и погиб: осрамил красу и гордость русской революции. За этот же “срам”, конечно, погиб и Седнев, также матрос и также преданный Семье человек».
[506]
Надо отметить, что эта мысль, высказанная однажды Е. С. Кобылинским, стала некоей догмой для ряда авторов, описывающих жизненный путь И. Д. Седнева и К. Г. Нагорного. Принято также считать, что именно П. Д. Хохряков настоял на расстреле этих бывших моряков. Однако это было не совсем так. И вот почему.
Группа заложников из 20 человек, о которой упоминалось в главе, посвящённой И. Д. Седневу (см. Часть I), накануне уничтожения была передана уральскими чекистами П. Д. Хохрякову, о чём, кстати сказать, Г. П. Никулин поведал во время беседы, записанной в Радиокомитете в 1964 году. Принимая арестантов у Григория Никулина, Павел Хохряков даже выдал ему расписку в том, что таковые приняты им для… «отправки в поля Елисеевские», что на чекистском жаргоне тех лет означало физическую ликвидацию. (Написав расписку в «юмористическом стиле», бывший кочегар, видимо, решил «блеснуть» собственным остроумием.) Поначалу предполагалось, что эта группа заложников в полном составе должна отправиться по маршруту Екатеринбург – Тобольск, и что в пути следования она будет охраняться хохряковским отрядом, численностью около трёхсот человек, названным для устрашения «Отрядом карательной экспедиции тобольского направления». Но из-за побега П. Чистосердова планы решили поменять, для чего, прихватив с собой лишь арестованного ранее епископа Тобольского Гермогена вместе с несколькими офицерами, всех остальных, во избежание повтора подобного прецедента, попросту расстреляли недалеко от городской свалки…
