А. И. Андогскому приходилось вести себя чрезвычайно осторожно по отношению к власти, ориентировать на то же и весь состав учебного заведения. Не давая себя спровоцировать, Андогский и его коллеги “тихой сапой” все же саботировали распоряжения властей. В Москву выезжал один из преподавателей для связи с французской миссией. Ловили вести об антибольшевистском движении на юге Урала, в других районах, особенно следили за восстанием чехословацкого корпуса, интенсивно развивавшимися с этого момента военными событиями. Как могли, затягивали распаковку прибывавшего оборудования, библиотеки, утаивали хоть какое-то количество оружия (на 25–30 человек), откладывали активный процесс обучения.
Как отмечал в августе 1918 г. в “Памятной записке” генерал-лейтенант, профессор Христиани, заменивший на посту начальника Академии Андогского, “частичные занятия в Академии начались с прибытием первого эшелона, начавшись в полной мере лишь с 1-го июля и прекратились за несколько дней до занятия города чехословаками”. Сама по себе учебная программа была емкой и разносторонней: от курсов по стратегии, общей тактике, военной философии, психологии – до политической экономии и вопросов мирового хозяйства, логики и методов научного исследования и 8 иностранных языков. Но она осиливалась теперь далеко не в полном объеме, особенно с новыми, малограмотными слушателями-краткосрочниками. Данные о количестве прежних, то есть прибывших из Петрограда, слушателей в источниках расходятся. Выяснить вопрос тем более сложно, что происходила большая подвижка: часть слушателей с расширением масштаба военных действий направлялась в красную армию. Андогский называл численность слушателей на момент Октября 1917 г. и далее – “свыше 300 кадровых офицеров”. Очевидно, он включает в их число и вновь принятых слушателей в Москве, также из бывших кадровых офицеров. На старший курс к июню прибыло в соответствии с приказом наркомвоенмора 58 слушателей и столько же окончивших подготовительные курсы. Кроме того, на ускоренный курс (вместе с опоздавшими) – 115 человек, но тоже офицеров. Еще более 100 слушателей на ускоренные курсы было направлено на самом Урале. Это были люди, имевшие опыт военной службы в армии не менее 3-х месяцев, знания в объеме четырехклассного училища, стоящие на советской платформе. Всего на 1 июля оказалось 329 слушателей. Среди слушателей ускоренного курса также преобладали бывшие офицеры, только военного времени. Были и комиссары. Более 100 слушателей уже в те летние дни направилось в красную армию»
[183].
Так вот, из всей этой информации некоторые исследователи, зачастую, выделяют лишь то обстоятельство, что на 1 июля 1918 года в Военной Академии РККА насчитывалось более 300 слушателей, что, в известной мере, представляло собой серьёзную силу. А если к тому же учесть, что почти каждый из этих слушателей имел за плечами довольно солидный фронтовой опыт, то их бездействие просто непонятно… Но это только на первый взгляд.
В Государственном архиве Российской Федерации сохранились воспоминания бывшего профессора этой академии Генерал-Майора М. А. Иностранцева «Конец Империи, революция и начало большевизма», в которых он довольно ясно выразил своё мнение по данному вопросу:
« (…) многие (…) после освобождения Академии от большевиков (…) выбросили по ее адресу несправедливые и незаслуженные обвинения в том, что она, состоя из многих десятков военных людей и находясь в одном городе с заключенными царскими узниками, не только не пыталась освободить их от рук злодеев, но не помешала их варварскому убиению…
Действительно, личный состав служащих и слушателей (конечно, лишь старшего класса, т. к. о красных слушателях едва ли можно говорить) составлял несколько десятков человек, приблизительно около 70–80. Но, во-первых, все мы были обезоружены, т. к. скрытого Андогским оружия могло хватить лишь на 25–30 человек. Следовательно, мы были с голыми руками. Но даже если бы состав Академии и был вооружен, то едва ли бы он мог от большевиков Царскую семью освободить, т. к. гарнизон Екатеринбурга составляло несколько тысяч красноармейцев, которых, несомненно, поддерживали бы еще несколько тысяч рабочих Верхне-Исетского завода и железнодорожных.
Саму охрану дома Ипатьева составляла едва ли не целая рота чрезвычайки и, притом вооруженная, как говорится, “до зубов” и, следовательно, Академия не имела сил справиться даже с одной этой охраной»
[184].
Приблизительно такой же точки зрения придерживается и бывший Глава Королевского Консульства Великобритании в Екатеринбурге Томас Гиндебратович Престон, которого часто посещали П. Жильяр и Баронесса С. К. Буксгевден:
«Мы проводили долгие часы, обсуждая пути и средства спасения царской семьи, – говорил Престон позже. – Предпринимать что-либо для царской семьи, зная о 10 000 красных солдат в городе и о шпионах на каждом углу и в каждом доме, было безумием и чревато величайшей опасностью для самой семьи… Никогда не было предпринято в Екатеринбурге никакой организованной попытки что-либо сделать»
[185].
А что же сами слушатели Военной Академии?
Ответ на этот вопрос нам дают показания Капитана Лейб-Гвардии Д. А. Малиновского, допрошенного Н. А. Соколовым 17 июня 1919 года, который, в частности, показал:
«(…) В составе Лейб-Гвардии 2-й Артиллерийской бригады я участвовал в Европейской войне, находясь преимущественно на Юго-западном фронте. Два раза я был ранен. Ввиду развала армии после установления большевицкого режима я ушел на Дон. В Новочеркасске я встретил Генерал-Адъютанта Н. И. Иванова
[186], с которым я был лично знаком. Он посоветовал мне, как петроградцу, ехать в Петроград и заняться вербовкой офицеров для отправки их на Дон. Пробыв на Дону дней 10, я уехал в Петроград с письмом от Иванова к некоторым его знакомым и с письмом из штаба Добровольческой армии к Полковнику Хомутову, находившемуся в Петрограде и связанному с Добровольческой армией. Доставить, однако, письма полковнику Хомутову я не мог, так как он в это время был арестован. Помотавшись несколько дней без дела, я через некоторых своих знакомых вошел в организацию генерала Шульгина
[187]. Эта организация, состоявшая из офицерских элементов, имела в виду свержение власти большевиков, установление военной диктатуры и созыв Земского собора для установления образа правления в единой, великой России. Я бы сказал, что это была чисто русская организация, ориентировавшаяся на свои силы: русские. Средства она получала от местных финансовых кругов, хотя, как мне кажется, была в этом отношении связана и с посольствами: шведским и английским.
