Приведённые отрывки наглядно показывают, какого рода дезинформацию о пребывании Царской Семье в Екатеринбурге получал наш отечественный читатель, начиная с начала 70-х годов прошлого столетия.
Подробный разбор отрывка из книги М. К. Касвинова мы произведём немногим далее. А сейчас, думается, будет не лишним привести ещё один отрывок, точнее, текстовый фрагмент из работы П. М. Быкова «Последние дни последнего царя», впервые опубликованный в сборнике «Рабочая революция на Урале», вышедшем в Екатеринбурге в конце 1921 года тиражом в 10 000 экземпляров. Причем, ссылка на этот источник весьма уместна не только потому, что таковой явился основой для почти всех дальнейших работ по «истории пребывания Царской Семьи в Екатеринбурге», но ещё и из-за того, что в нём впервые с 1918 года (после опубликования в прессе официального сообщения о расстреле одного лишь Государя) было сказано, что был расстрелян не только бывший Император, но и вся Его Семья.
«В первые же дни после перевода Николая в Екатеринбург, – писал П. М. Быков, – сюда стали стекаться монархисты всех мастей. Начиная с полупомешанных барынь, графинь и баронесс, монахинь, духовенства, кончая представителями иностранных держав.
Доступ к Николаю был ограничен чрезвычайно узким кругом лиц и членов Областного Совета Урала. Вообще же разрешения на свидания с Николаем давались В.Ц.И.Ком.
Поэтому бесконечные попытки проникнуть на свидание с Николаем тех или иных лиц, всегда кончались неудачей. Но монархическое охвостье продолжало загружать номера гостиниц и, между прочим, усиленно писало бесчисленные письма в дни царских праздников.
Корреспонденции поступало на имя Николая вообще очень мало: по преимуществу поздравительные письма и соболезнования, нередко проскальзывали письма явно ненормальных людей, с описанием снов, видений и другой ерунды.
Просьбы о свидании как с Николаем, а также с другими представителями дома Романовых были довольно часты. Мотивировки были самые разнообразные: “повидаться, так как состоят в родстве”, “услужить, что надо будет” и т. д. Являлись представители Красного Креста от разных дипломатических миссий. Однажды даже явился член генерального штаба сербских войск, Мигич, для получения личной информации от Николая о мировой войне.
Вся эта свора получала должный отпор от Областного Совета и злобно поглядывала на зоркий караул и сысертских рабочих-красногвардейцев, расположенных вокруг дома. (…)
К этому времени романовская семья в Екатеринбурге увеличивается. Из Вятки по постановлению Губернского Съезда Советов, были высланы в Екатеринбург бывшие князья: Сергей Михайлович, Игорь, Константин, Иван Константиновичи и князь Палей. Сюда же, по постановлению В.Ч.К., привезена была из Москвы и вдова князя Сергея Александровича – Елизавета Федоровна. (…)
В Екатеринбург, как раньше в Тобольск, продолжают стекаться видные деятели контрреволюции, в задачи которых по-прежнему входит организация заговоров и освобождение Романова и всех его родственников.
Среди лиц, имеющих близкое касательство к семье Романовых, арестовывается указанный выше майор сербской службы Мигич, а вместе с ним фельдфебель Вожечич и некто Смирнов – управляющий делами сербской королевны, жены отправленного в Алапаевск бывшего князя Ивана Константиновича – Елены Петровны.
Эти лица явились в Областной Совет, как делегаты сербского посланника Сполайковича, первоначально для переговоров с Николаем Романовым о войне, а затем якобы для отправки Елены Петровны в Петроград, заявив что на это получено разрешение от центральной советской власти. По справкам, наведенным Областным Советом в Москве и Петрограде, оказалось, что просьбу Сполайковича о разрешении Елене Петровне переехать в Петроград В.Ц.И.К. отклонил.
Цели Мигича и Вожечича были ясны, но выполнить их им не удалось.
С приближением фронта к Екатеринбургу и местное контрреволюционное, “верное престолу”, офицерство пытается завязать связи с царской семьей, усиливает переписку с Николаем Романовым и, главным образом, с его женой, проявляющей большую активность и непримиримость.
Вот одно из писем, которыми обменивались заключенные с заговорщиками, пытающимися устроить в Екатеринбурге восстание еще в июне с целью освобождения Романовых.
“Час освобождения приближается, и дни узурпаторов сочтены. Славянские армии все более и более приближаются к Екатеринбургу. Они в нескольких верстах от города. Момент становится критическим и теперь надо бояться кровопролития. Этот момент наступил. Надо действовать“.
“Друзья, – читаем мы в другом письме, – более не спят и надеются, что час, столь долгожданный, настал”.
Кто же они, пытавшиеся вырвать из рук народа преступников, лишенных короны, так заботящиеся о царской семье?
Перехваченные с “воли” от Романовских доброжелателей письма все подписаны большей частью словом: “Офицер”, а одно даже так – “Один из тех, которые готовы умереть за вас – офицер русской армии”»
[162].
Взяв за основу приведённый здесь отрывок, следует дать некоторые пояснения, чтобы, как говорится, отделить зёрна от плевел.
Ну, во-первых, упоминание о том, что в Екатеринбург, чуть ли не с первых дней пребывания в нём Царской Семьи, «стали стекаться монархисты всех мастей», приведено не более чем для красного словца. Ибо под таковыми П. М. Быков, безусловно, имел в виду царских слуг, прибывших в город в мае 1918 года вместе с Августейшими Детьми.
Что же касается бесконечных попыток проникновения в ДОН «тех или иных лиц», то автору, на сегодняшний день, известен лишь один такой случай – обращение 2 мая 1918 года в Екатеринбургскую ЧК слушателя Военной Академии РККА А. Г. Слефогта, который попросил выдать ему для этой цели соответствующий пропуск. Будучи допрошенным
[163], А. Г. Слефогт показал, что, получив на фронте ранение, он с августа 1915 по август 1916 года находился на излечении в Царскосельском Дворцовом Лазарете № 3, где за ним в качестве одной из сестёр милосердия ухаживала Государыня. Посему, в благодарность за эту заботу, он хотел бы поздравить Её лично с праздником Святой Пасхи в первый день таковой. Вот и всё. И ничего более.
Говоря же о корреспонденции, поступающей на имя Царской Семьи, здесь также следует дать некоторые пояснения. Ибо таковая перлюстрировалась самым тщательным образом, после чего к адресатам попадала лишь малая её часть, да и то, написанная, исключительно, самыми ближайшими родственниками, – то есть письма и телеграммы Августейших Детей, направляемые ими из Тобольска.
Однако не подлежит сомнению и тот факт, что, помимо корреспонденции упомянутой, была ещё и другая, направляемая в ДОН из Петрограда и Одессы близкими Царской Семье людьми: А. А. Вырубовой, З. С. Толстой, М. М. Сыробоярской, В. И. Чеботаревой, Ю. А. Ден и пр., письма и телеграммы которых так и не доходили до адресатов. То есть, попросту говоря, именно та корреспонденция, авторов которой П. М. Быков относил к «монархическому охвостью».
