Пока записка шла по рядам, с её содержанием многие сумели ознакомиться и теперь с нетерпением ждали, что скажет представитель ЦК партии.
Через некоторое время Б. Н. Пономарёв (кстати, полный тёзка присутствовавшего на этом же совещании Первого Секретаря Свердловского Обкома КПСС Б. Н. Ельцина) спросил:
– Кто здесь Смирнов?
Поднявшись с места, архитектор указал на себя.
А Б. Н. Пономарёв, с трудом сдерживая себя, произнес:
– Товарищ Смирнов, это здание не является памятником, мы его будем сносить
[424].
Теперь всем всё стало окончательно ясно. Дому – не жить.
Немногим ранее автором приводилась выдержка из книги воспоминаний Б. Н. Ельцина, в которой он трактовал свою версию уничтожения дома Ипатьева. Но описываемый им ход событий не совсем верен.
Так, по воспоминаниям бывшего Председателя Свердловского Горисполкома В. В. Гудкова:
«С Ельцина спросили, а он, как многие, ничего не знал об этих документах. Я решил его проинформировать. Он позвонил Рябову в Москву, тот удивился, говорит, я думал, дом уже снесли. Ельцин меня спрашивает: почему не исполнено? Я говорю, что дом этот – исторический памятник, нужно решение Совета Министров СССР об изъятии его из списков. Ельцин в пятницу позвонил Предсовмину Соломенцеву, в субботу вечером бумага о снятии защитного статуса с дома Ипатьева уже лежала у меня на столе. Мы собрались с соратниками, тогда помню, главный архитектор города Белянкин сказал: “Мы войдем в историю как разрушители. Но у нас выхода нет. Организуем замеры, чтобы в крайнем случае дом можно было восстановить”»
[425].
К началу сентября 1977 года из комнат (кабинетов) и залов дома выехали последние сотрудники, после чего полновластными хозяевами в этом уже навсегда покинутом помещении стали студенты и преподаватели Свердловского архитектурного института. В течение нескольких дней ими были выполнены кроки (предварительные эскизы) в количестве 36 штук, по которым создали 10 чертежей бывшего дома Ипатьева
[426].
Пока шли обмеры, сотрудники СОКМ во главе с его директором А. Д. Бальчуговым спасали всё то, что ещё можно было спасти: дверную и оконную фурнитуру, части багета, некогда украшавшего столовую, балясины лестницы, по которой Царская Семья и Её верные слуги сошли навстречу своей гибели, фигурные ограждения крыши, кованые решётки «той самой комнаты» и др. Все эти немые свидетели прошлого были перенесены в помещение музея, располагавшегося тогда в Вознесенской церкви.
Однако главным успехом музейных работников было спасение камина чудесного каслинского литья, на который уже «положил глаз» начальник Свердловского Городского Отдела КГБ СССР
[427].
Накануне слома, дом Ипатьева, как и в 1918 году, обнесли забором. Потому что за ним, как и прежде, затевалось убийство. Не менее жестокое по своему цинизму убийство «последнего свидетеля». А значит – убийство памяти.
Непосредственно снос самого дома поручили тресту «Строймеханизация-2» Главсредуралстроя. 16 сентября 1977 года к нему подвезли технику – гусеничный экскаватор с «клин-бабой» (раскачивающимся на толстых тросах железным цилиндром, имевшим в своей нижней части заострение в виде конуса).
Посмотреть, как «убивают» дом-памятник, сбежалось всё городское начальство во главе с Секретарем Свердловского Горкома КПСС В. М. Матюхиным, а также руководители местной милиции, военные и, конечно же, представители УКГБ.
«Убивали» дом три дня, так как сделан он был «на славу»
[428]. Первый удар пришёлся по той части стены, где ранее была пристройка для швейцара. Затем начали сносить парадное крыльцо, расположенное со стороны улицы К. Либкнехта. Ломать стены дома было сложно, поскольку кладка была прочной и сделана на века. Отдельные кирпичи дома и мелкие камушки разбирали на сувениры как случайные свидетели, так и сами строители. А на ночь вокруг дома (опять, как и в 1918 году) был выставлен караул, который на сей раз состоял из невооружённых курсантов Свердловского военно-пожарного училища.
Начиная со следующего дня (когда немного улеглась висевшая в воздухе красноватая строительная пыль), на подъезжавшие к дому машины стали грузить крупные куски кирпичной кладки и прочий строительный мусор, в спешном порядке вывозя всё это на городские свалки, чтобы тянувшиеся к дому горожане не имели возможности на исторический строительный мусор «покуситься».
Когда всё было кончено, по месту, где уже когда-то стоял дом Ипатьева, прошелся нож бульдозера, вминая в землю обломки всего того, что ещё когда-то было частью красивейшей усадьбы. И лишь на месте бывшего сада, словно в почётном карауле, остались стоять последние свидетели – тополя, жить которым оставалось ещё ровно 25 лет…
А через два дня, когда в город из отпуска возвратился Председатель Свердловского Горисполкома В. В. Гудков, его заместителем была подписана следующая бумага:
«СВЕРДЛОВСКИЙ ГОРОДСКОЙ СОВЕТ ДЕПУТАТОВ ТРУДЯЩИХСЯ
Решение от 21 сентября 1977 г. № 351
О сносе Управлением благоустройства города жилого дома № 49 по ул. К. Либкнехта.
В соответствии с генеральным планом города, комплексной транспортной системой и в связи с возросшим движением транспорта и пассажиров от железнодорожного вокзала к центру города, запрограммирована реконструкция улиц Я. Свердлова, К. Либкнехта, с расширением их проезжих частей и организацией движения транспорта в двух направлениях, расширением тротуаров, устройством пешеходных переходов и переносом трамвайных путей на пер. Красный.
Одновременно с организацией движения транспорта намечено развитие Комсомольской площади, которая должна получить развитие в нескольких уровнях и органически связаться с эспланадой террасного сквера в районе киноконцертного театра “Космос” и набережной.
При разработке проекта в зону строительства дороги попал дом № 49 по ул. К. Либкнехта.
Распоряжением Совета Министров РСФСР от 3.08.77 № 1221-р дом № 49 по ул. К. Либкнехта исключен из списков исторических памятников, подлежащих охране как памятник государственного значения.
Учитывая неотложную потребность ул. Я. Свердлова и К. Либкнехта с преобразованием их в дальнейшем в проспект им. Я. М. Свердлова,
