После этого Я. М. Юровский приказал Г. П. Никулину принести стулья: один для мальчика, другой – для Александры Фёдоровны. Г. П. Никулин принёс два стула, на один из которых Государь посадил сына, а на другой села Государыня.
Из воспоминаний А. А. Стрекотина:
«Когда их ввели в комнату, то той же минутой вышел обратно ОКУЛОВ, проходя мимо меня, он проговорил: “Еще стул понадобился, видимо умереть-то на стуле хочется. Ну что, уж придется видимо принести”. Ушел. Вскоре идет обратно и несет стул»
[237].
Таким образом, перед самым убийством Царская Семья с находящимися при Ней слугами расположилась следующим образом.
Ближе к центру комнаты (в левой её части) был установлен стул, на который был посажен Наследник Цесаревич, под его спину была подложена одна из принесённых А. С. Демидовой подушек. Рядом с Наследником (слегка прикрывая его) находился Государь, который изредка перебрасывался с Государыней отдельными фразами на английском языке. Позади стула расположился доктор Е. С. Боткин. В левом углу комнаты (у выступа колонны арочного свода) разместились Старший Повар И. М. Харитонов и Лакей А. Е. Трупп.
В правой части комнаты также был установлен стул, на который села Государыня. Рядом с Ней встали три Её Дочери – Великие Княжны: Татьяна Николаевна, Ольга Николаевна и Мария Николаевна. А за ними, прислонившись к косяку двери кладовой комнаты, расположились Великая Княжна Анастасия Николаевна и находившаяся рядом с ней А. С. Демидова с оставшейся подушкой в руках.
Напротив своих будущих жертв уже заняли места Г. П. Никулин, П. З. Ермаков, М. А. Медведев (Кудрин), а также, вероятнее всего, А. Я. Биркенфельд и С. А. Бройдт.
На какое-то незначительное время Я. М. Юровский выходит вместе с П. С. Медведевым из комнаты, прикрыв за собой двери. А сделал он это вот по какой причине.
Почти в самый последний момент Я. М. Юровский вдруг вспомнил, что находящемуся возле пулемёта на чердаке А. Г. Кабанову им же самим было строго-настрого приказано – во время проведения акции открывать огонь без предупреждения в случае появления на площади перед домом каких-либо посторонних лиц. И поэтому у него не было абсолютной уверенности в том, что Ф. И. Голощёкин, изъявивший желание выйти на эту самую площадь (чтобы послушать, будут ли слышны выстрелы), не будет сражён меткой пулемётной очередью бывшего лейб-гвардейца, который, попросту, может и не узнать его в ночной темноте… К тому же и сам облик партийного лидера Урала, сумевшего в царских ссылках обзавестись весьма заметным брюшком, более смахивал на сытого буржуа, нежели на вождя местных пролетариев. А так как А. Г. Кабанов прекрасно знал в лицо П. С. Медведева, которому, к тому же, подчинялась и вся наружная охрана ДОН, задачей последнего было предотвратить создавшуюся угрозу, что, собственно говоря, и было им проделано.
Воцаряется напряжённая тишина…
Через несколько минут Я. М. Юровский вместе с отрядом «латышей» из семи человек, стремительно распахивая двери, входит в комнату. После того как «латыши» выстраиваются в указанном для них месте, Я. М. Юровский, ещё раз оглядев всех присутствующих, просит сидящих встать.
Из воспоминаний М.А. Медведева (Кудрина):
«…зло сверкнув глазами, нехотя поднялась со стула Александра Федоровна. В комнату вошел и выстроился отряд латышей: пять человек в первом ряду, и двое – с винтовками – во втором. Царица перекрестилась. Стало так тихо, что со двора, через окно, слышно как тарахтит мотор грузовика»
[238].
Юровский на полшага выходит вперёд и обращается к Государю…
Точный текст обращения Я. М. Юровского к Государю вряд ли может быть когда-либо доподлинно установлен, поскольку был произнесён им, своего рода, экспромтом. Однако суть его (со слов А. А. Якимова) остаётся, приблизительно, следующей:
– Николай Александрович!
Ваши родственники старались Вас спасти, но этого им не пришлось. И мы принуждены Вас сами расстрелять…
[239]
[240]
Очень верно, на мой взгляд, трактует данную ситуацию Э. С. Радзинский, который в своей книге «Господи… спаси и усмири Россию», в частности, пишет:
«… клочок бумаги, который прочел Юровский в ночь расстрела, никакого отношения к официальному Постановлению Уралсовета не имел
[241]. Не только по убогой фразеологии, но и по существу дела. Юровский читал о казни Романовых, а официальное постановление было только о казни Романова»
[242].
Единственное, пожалуй, с чем можно не согласиться, так это с тем, что Я. М. Юровский читал своё обращение по бумаге. Ибо, на взгляд автора настоящего издания, никакой бумаги в руках коменданта не было, а своё обращение к Государю он сделал исключительно в произвольной форме
[243].
