Сафронов, погруженный в чтение новостей на мобильном, безразлично пожал плечами.
— Все, что угодно, ни в чем себе не отказывай.
Вторая девушка, осознав всю перспективность клиентов, решила сделать комплимент от души.
— Как же вам повезло с супругом! Нечасто встретишь таких щедрых мужчин.
Женя, разглядывавшая Сафронова, вздрогнула. Тот поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза.
— Повезло не то слово, — Женя первая отвела взгляд и отправилась в примерочную.
Платье сидело как влитое. И преобразило ее полностью. Из зеркала на нее смотрела мягкая, домашняя девушка, полностью закрытая от всех проблем внешнего мира широкой мужской спиной. Когда-то это было в ее жизни, но так мимолетно, что она уже и забыла. А больше она о таком и не мечтала. Счастье не дается дважды, так, кажется, пели в дурацкой песне. Ну что ж, как показывает практика, это действительно так.
Женя вдруг подняла руку и неожиданно для самой себя стерла красную помаду. Лицо стало совершенно другим, более юным, беззащитным. Зачем она это сделала? Да просто красная помада не подходит к этому платью.
Она вышла из примерочной.
— Какая красота, — заохали девушки.
Сафронов поднял взгляд. Несколько мгновений оценивающе смотрел на Женю. Затем поднялся с кресла, подошел к ней так близко, что ей показалось, будто он снова ее поцелует. Поднял руку и аккуратно вытащил шпильки из Жениной прически.
— Что ты…
— Тише, — успокоил он ее.
Волосы освободились от гнета. Вадим, все так же не выпуская из руки телефона, расправил их. Оценивающе посмотрел на нее.
— Мы пойдем в этом, — кинул он продавщицам вместе с карточкой.
— Хорошо, мы упакуем вашу одежду, — засуетились девушки.
Женя оглянулась, напротив них стояло большое зеркало. Красивый взрослый мужчина и юная прекрасная девушка. Как в дурацком кино или романе про любовь. В реальной жизни так не бывает. Вадим молча смотрел на нее. Она подняла глаза и вдруг отчаянно захотела прервать эту идиллию.
— Операция сыну… моей подруги будет стоить больше или меньше этого платья?
— Ты измеряешь человеческие жизни платьями? — Вадим сделал шаг назад.
— Нет. Просто интересуюсь.
Вадим забрал пакет с Жениной одеждой у продавщицы, спрятал карточку и направился к выходу из магазина. Женя, не попрощавшись, бросилась за ним.
Они вышли из торгового центра через черный вход. Ну, конечно, как же она забыла о существовании черного входа!
Вадим остановился и посмотрел на нее.
— Послушай, если ты хочешь как-то уколоть меня и обвинить в мотовстве и транжирстве, то зря. Я зарабатываю эти деньги. Я не обдираю больных, но операции у меня стоят действительно дорого, просто потому что есть цена на расходные материалы. Нам нужно покупать оборудование, а оно у меня в клинике самое лучшее. Мне нужно обучать докторов, платить им зарплату, арендовать помещение, выплачивать налоги, в конце концов. И да, я тоже зарабатываю деньги. Я не альтруист. И да, всех спасти нельзя. Но можно попытаться.
— И как же ты пытаешься?
— Я строю сейчас детское отделение, куда буду брать определенный процент детей на бесплатные операции. Но для этого мне необходима масса разрешений от города, от нужных людей и финансы. И ты опять можешь мне сказать, что вместо платья девушке я бы мог купить кровати для пациентов. Но перед тем, как осуждать меня, скажи мне, что делаешь такого альтруистичного ты? И может, я действительно почувствую себя свиньей.
Женя не ответила. Она была еще меньшей альтруисткой, чем Вадим Владимирович. Она даже милостыню на улице никогда не подавала. Молодым — потому что они должны работать, а не клянчить деньги, а старикам, потому что подозревала, что те на людской жалости зарабатывают больше, чем она, еще и отдают мзду соответствующей уличной мафии. А ее она кормить никак не желала.
Бесконечные посты в «Фейсбуке» о помощи собачкам и кошечкам ее раздражали, слушать рассказы о больных детях она не могла, было не по себе. В детском онкологическом отделении она побывала лишь раз в жизни, участвуя в какой-то акции ко Дню защиты детей, где представляла своего клиента. Она даже не дослушала до конца речь организаторов, развернулась и ушла. А потом долго рыдала в машине и лица детей неотступно стояли перед глазами. Она даже попыталась сдать кровь в качестве донора, но ее не взяли из-за лекарств, которые она тогда принимала.
Пожалуй, не ей судить Сафронова. Какое же она все-таки ничтожество! Пустышка, гоняющаяся за снимками на страницах глянцевых журналах, в то время как можно было бы спасти несколько человеческих жизней за эти деньги.
— А что касается операции твоего знакомого мальчика, его нужно вначале обследовать, — продолжил, как ни в чем не бывало, Сафронов. — Если операция возможна, то проведем ее в конце июня. Я смогу привлечь друга, который как раз приехал к нам с семинарами. Но стоить это будет порядка двадцати пяти тысяч долларов.
— Сколько? — Женя ушам своим не поверила. Она подозревала, что человеческая жизнь имеет высокую цену, но почему-то представляла себе сумму другого порядка.
— У твоей подруги есть такие деньги?
— Я… я не знаю.
— Ты должна узнать, чтобы я занес мальчика в список оперируемых. Пойми, бесплатно мы его прооперировать не сможем. После операции необходим длительный период восстановления, это пребывание в больнице…
Женя подняла руку, останавливая поток красноречия.
— Да, я все понимаю. Я найду.
— Ты? — в отличие от Станислава Вадим был внимателен к каждому ее слову и вцеплялся в любую оплошность мертвой хваткой. — Ты же говорила, что это сын подруги.
— У нее нет таких денег, поэтому найду я.
Вадим внимательно посмотрел на Женю.
— Эта подруга тебе как-то особо дорога?
Женя кивнула.
— Да, мы вместе росли в детском доме.
— Ты из детского дома? — Сафронов впервые казался действительно шокированным. Стоящая перед ним нимфа никак не соответствовала его представлениям о детдомовских девушках.
— Да, а что? — неожиданно разозлилась Женя.
Сафронов взял ее за руку, развернул к себе и посмотрел прямо в глаза.
— Ничего. Просто расскажи мне.
Они направились в сторону небольшого сквера, который вел к тихим улицам старого центра, спускавшимся к реке. В сквере почти никого не было — лишь две пожилые женщины на лавочке, что-то увлеченно обсуждающие, и мужчина с собакой, неспешно идущий вдоль аллеи.
Поколебавшись, Женя начала говорить. Нет, вовсе не о детском доме. Ее не отпускал вопрос пустоты и бессмысленности собственного существования. Она хотела объяснить Вадиму, что она не такая, как ему могло показаться. Что просто так сложилось. Родись она в другое время, в другом месте, при других обстоятельствах, все сложилось бы совсем по-другому. На самом деле Вадим Владимирович исполнял лишь роль статиста, ей необходимо было убедить в этом саму себя.
