Она внезапно вскидывается, точно спохватившись, что наговорила лишнего, и издает стыдливый смешок.
– И… э-э… – продолжает она уже более веселым тоном. – Еще я очень жалею, что так и не доехала до Южной Америки. Бразилия, Аргентина, Перу. Я хотела, но все как-то не получалось. Надо бы туда съездить. Надо бы.
Эмма хлопает ладонью по столешнице, потом театральным жестом берется за телефон.
– К черту все! – объявляет она. – Я пошла смотреть билеты!
– Ты серьезно? – срывающимся голосом спрашивает Дэн.
Я вижу в его взгляде нечто такое, чего там никогда не было прежде: страх. Самый настоящий страх, всколыхнувшийся и немедленно привычно подавленный. Дэн растягивает губы в улыбке и утыкается в свой бокал, делая вид, что его интересует исключительно его содержимое. Скашиваю взгляд на телефон Эммы и вижу пропущенный звонок. Номер хорошо мне знаком. Это мама. Но прежде чем я успеваю сказать об этом Эмме, она загружает браузер и вбивает в строку поисковика «рейсы в Бразилию».
И тут я замечаю, что в другом конце зала кое-что происходит – кое-что невероятное. Мне необходимо, чтобы кто-нибудь еще взглянул на это и подтвердил, что мои глаза меня не обманывают. Я сверлю взглядом Дэна до тех пор, пока он не переключает свое внимание с Эммы на меня, и киваю в сторону зала. Дэн медленно оборачивается, и у него отвисает челюсть.
Сэм сидит за столиком Сида, и они играют в шахматы.
Они делают это в полном молчании; Сид сидит, уткнувшись взглядом в стол, Сэм – отвернувшись к маленькому окошечку сбоку. Оба делают ходы быстро и бесшумно, по очереди изучая доску.
Мы не единственные, кто это заметил. Бармен стоит столбом с бокалом пива в одной руке и полотенчиком в другой и, как громом пораженный, таращится на эту двоицу. И только теперь я наконец-то замечаю, что Сид, когда думает, постукивает пальцем по уху повторяющимся, почти ритмичным движением. Ха. Мне ли не знать, что это такое. Я знаю, что происходит; удивительно, как я раньше этого не сообразил. У него аутизм. Ну разумеется. Это постукивание – я читал, как люди в спектре аутизма часто прибегают к самостимуляции, хлопая руками, издавая повторяющиеся звуки или трогая свое лицо. Просто я всю жизнь ассоциировал аутизм с детьми. Надо же быть таким дураком. Этот бедолага, скорее всего, всю жизнь прожил с клеймом чокнутого. А мы-то с Джоди еще возмущались, что Сэму два года не могли правильно поставить диагноз. Этому человеку про аутизм не говорил никто и никогда.
– Ага, – наконец обретает дар речи Дэн. – Значит, он все-таки хочет играть с людьми, он просто не хочет, чтобы они при этом говорили.
– Очень его понимаю, – замечает Эмма.
Партия длится не больше пяти минут. Сид слишком сильный игрок. В два десятка ходов он лишает Сэма обеих ладей, коня и ферзя. В конце концов Сэм укладывает на доску своего короля, потом, все так же молча, они расставляют фигуры в исходную позицию. Сэм поднимается, идет к нашему столику, берет пригоршню чипсов и усаживается обратно на свое место. Мы с Дэном продолжаем таращиться на него.
– Вы чего? – спрашивает он с набитым ртом, из-за чего его голос кажется приглушенным. – Чего вы?
– Ладно, – говорю я. – Нам пора к Оливии.
Возвращаемся обратно к Дэну, гонимые ветром, что гуляет по скользкой влажной мостовой. Сэм весело болтает. Я еще не видел его в таком хорошем настроении с тех самых пор, как разразилась катастрофа с «Майнкрафтом».
– А тетя Эмма опять улетит на самолете?
– Похоже на то.
– А можно мне с ней?
– Нет.
– Почему?
– Потому что она не вернется.
– Почему она улетает?
– Наверное, ей здесь не очень весело.
– А тебе здесь тоже не очень весело?
– Ну, иногда.
– А ты тоже улетишь на самолете?
– Нет.
– Почему?
– Потому что у меня есть ты и мама и я стал бы по вас скучать.
Он обдумывает мои слова, пока мы, свернув на нужную улицу, идем мимо уродливо искусственных жилых комплексов, стоящих чуть в глубине, каждый со своей квадратной парковкой. Мне вдруг приходит в голову, что застройщики всего лишь построили на месте одной промзоны другую, просто в этих новых складских помещениях хранятся люди, а не товары. Меня охватывает желание поскорее вырваться отсюда.
– А почему Эмма вернулась? – интересуется Сэм.
Мне требуется некоторое время, чтобы очнуться от своих размышлений и понять, о чем он спрашивает.
– В каком смысле?
– Если ей нравится летать на самолетах и бывать в новых местах, почему она вернулась?
– Не знаю. Я думал, может, она соскучилась по бабушке, но, похоже, дело не в этом. Наверное, она вернулась, чтобы что-то выяснить, и теперь, когда она знает ответ, она может идти дальше своей дорогой.
– Я не понимаю, что это значит.
– И я тоже, Сэм.
Мы доходим до дома Дэна, спускаемся на парковку и садимся в наш старенький «универсал», выглядящий бедным родственником среди сверкающих «БМВ», «ауди», «мини-куперов» и роскошного «порше» Дэна. История повторяется, когда мы подъезжаем к дому Оливии и встаем рядом с их семейным «рейнджровером»: когда мы выбираемся из нашей машинки, он нависает над нами, точно гора. Против воли отмечаю, что у них окна не мутные от плесени.
Едва Сэм нажимает на кнопку звонка, как Оливия уже распахивает перед ним дверь.
– Сэм! – визжит она радостно. – Заходи скорей!
Они исчезают в доме, и я, не зная точно, как полагается по этикету, нерешительно подхожу к широкой деревянной двери и заглядываю внутрь.
– Здравствуйте, – приветствует меня из передней Прюденс. Вид у нее, облаченной в темно-зеленый твидовый блейзер и джемпер с воротничком поло, по обыкновению, царственный. – Проходите, пожалуйста!
Неохотно вхожу в переднюю, миновав широкую лестницу и дубовый комод; в нашем доме он был бы завален ключами, нераспечатанными письмами и немытыми кружками, а здесь сияет первозданной чистотой, украшенный двумя очень дорогими на вид вазами. На полу дубовый паркет. Стены выкрашены в классический оливковый цвет.
– Хотите чаю? – осведомляется Прюденс.
Чаю я совершенно определенно не хочу. Чего я хочу, так это поскорее убраться отсюда, чтобы ничего не разбить, не разлить и, упаси господи, не оказаться вынужденным вести светскую беседу с ее мужем, классическим композитором кембриджского разлива, который, если верить Джоди, вылитый Док Браун из фильма «Назад в будущее», только еще более чудаковатый. Наверху начинается какая-то беготня, потом, судя по звукам, дети принимаются скакать на кровати.
– Нет, спасибо. Я лучше пойду, если вы не против?
– Да, думаю, все будет в порядке, – говорит она с выражением, которое я истолковываю как облегчение. – Прошу прощения, у нас тут небольшой кавардак, мы затеяли ремонт, расширяем кухню. Весь дом вверх дном.
