Глава 25
Мы с Дэном решаем посидеть в ресторанчике, специализирующемся на буррито, неподалеку от его нынешней работы. Свободных мест почти нет, если не считать нескольких смехотворно высоких табуретов перед витриной. Мы взгромождаемся на них и некоторое время сидим молча, глядя на машины, едущие по Стоукс-Крофт в сторону центра. Пытаюсь мысленно собрать в кучку все события дня, чтобы хоть как-то понять, что произошло, но в голове полнейшая каша, и я в состоянии лишь снова и снова прокручивать в памяти самые яркие моменты: поцелуй Джоди с тем хмырем и гнев Мэтта. Ощущаю подступающую панику, поначалу легкую, но стремительно нарастающую, точно какой-то пугающий предмет, замеченный краем глаза: у меня не хватает мужества заставить себя взглянуть на него в упор. Размякший буррито обвисает у меня в руке, водянистая начинка вытекает в корытце из переработанного картона. Джоди проводила его до двери и поцеловала на прощание. А где при этом был Сэм? Где был мой мальчик? Они заберут его у меня?
Самым краем сознания я отмечаю, что Дэн уныло ковыряет свою порцию, как и я, погруженный в какие-то невеселые мысли. Надо бы спросить его, что случилось, но я слишком погряз в собственных несчастьях. Для прохожих мы с ним, наверное, являем собой то еще зрелище. Этак, того и гляди, кто-нибудь из персонала подойдет к нам и, похлопав по плечу, укажет на знак «Убедительная просьба не впадать в экзистенциальную тоску перед витриной».
В конце концов я все же обращаюсь к нему:
– У тебя все в порядке? Беспокоишься из-за работы?
– Нет, работа меня не беспокоит, всегда подвернется не одно, так другое.
– А что тогда?
– Думаешь, Эмма снова уедет?
– Буду очень удивлен, если нет.
И немедленно понимаю, что это не тот ответ, который он хотел услышать.
– Очень жаль, – произносит он чуть слышно.
И тут, с опозданием почти в два десятка лет, до меня наконец доходит.
– Дэн. – Я делаю паузу, и он медленно поворачивается ко мне. – Ты что, влюблен в мою сестру?
Он делает глоток диетической колы и устремляет взгляд за окно, на огромный рисунок Бэнкси на другой стороне улицы.
– Ну разумеется. С тех самых пор, как встретил ее.
– Но почему ты мне не сказал?
– Ох, приятель, я пытался. Но ты не хотел этого слышать.
Он прав. Я всегда был так занят своей собственной драмой, что не замечал происходящего с ним. А ведь на моем месте кто угодно уже бы догадался: на протяжении последних десяти лет он лайкал все до единой фотографии, которые она выкладывала на «Фейсбуке» и в «Инстаграме», и постоянно о ней спрашивал. Это он подбивал меня позвонить ей по «Скайпу». А уж в каком восторге он был, когда она как снег на голову свалилась в его квартиру – лишь для того, чтобы постоянно пропадать где-то. Эффектные появления удавались ей всегда, но подлинный ее конек – это исчезновения.
Входная дверь распахивается, и молодой папаша придерживает ее, чтобы его спутница могла втолкнуть в зал детскую коляску. Она кое-как пробирается через заставленный табуретами пятачок перед входом, бесконечно улыбаясь и извиняясь. Папаша лучезарно улыбается девчушке, сидящей в коляске. Все трое направляются к прилавку – образцовая семья. Мы с Дэном провожаем их взглядами, потом возвращаемся к нашей остывшей неаппетитной еде.
– Прости меня, Дэн.
– У тебя своих проблем было полно. И до сих пор полно, судя по всему.
– Угу.
– С той женщиной? Изобел?
– Нет. Это была ошибка. Я пока не готов двигаться дальше. А вот Джоди, похоже, да. Я видел, как Ричард сегодня рано утром выходил из ее дома.
– А-а. А ты с ней поговорил? Спросил, что происходит?
– Пока нет.
– Почему?
– Потому что я не хочу знать ответ.
– Гм. Мне знакомо это чувство.
Я ужинаю, когда звонит телефон. Времени шесть часов, я смотрю новости, капая лапшой на чистый, под дубовый паркет, пол Дэна. Проверяю входящий номер. Это Джоди.
– Привет, Джоди. У меня полный рот лапши, сейчас прожую, погоди минутку.
Но она не слушает.
– Алекс, с Сэмом беда.
Судя по голосу, она в панике. Опускаю миску на кофейный столик и выпрямляюсь, не вставая с дивана.
– Что с ним? Что случилось?
– Это та ваша игра, у него там что-то произошло.
Выдыхаю с облегчением. Это не несчастный случай. Он не в реанимации. Потом меня охватывают досада и злость – если это всего лишь игра, какого черта она подняла такую панику? Надо же было так меня напугать.
– Так, успокойся, что случилось? Она «рухнула» или еще что-нибудь в этом роде? Ничего страшного. Он не…
– Нет, дело не в этом. Ты же знаешь, что он принял в друзья брата Оливии и его приятелей? Что-то произошло. Думаю, они разрушили его замок. Алекс, он лежит на кровати в полном ступоре, ничего не говорит, только смотрит в одну точку. Алекс, мне страшно.
– Я еду.
Я слышал про такие вещи. Люди с аутизмом, когда с ними происходит что-то такое, что выше их сил, намного выше их сил, иногда просто отключаются. Это защитный механизм, способ заслониться от мира. Кто-то из родителей нашей группы на одном из собраний сказал: это все равно что выключение и перезагрузка для компьютера. Но с Сэмом такого никогда не случалось. Ни на секунду не задумываясь, сажусь в машину и еду к ним.
Щелк – и память переносит меня назад. Вспоминаю, как однажды Джоди позвонила мне на работу из травмпункта: Сэм упал с подлокотника кресла и ударился головой о холодный и твердый кафельный пол на кухне. У меня была встреча с клиентами, но я сорвался и поехал к ним. В таких ситуациях мир сжимается, пока не превратится в туннель от тебя до родного человека. В случае с Сэмом все еще усугубляется тем, что его может вывести из равновесия ерундовейшая царапинка, малейшая шишка – так сильно он боится боли. Другие мальчишки, упав, поднимаются и отряхиваются как ни в чем не бывало; для Сэма же ободранная коленка – серьезная травма. Что уж говорить о поездке в больницу с кровотечением.
Вскоре я уже паркуюсь на нашей улице. Стою на крыльце. Барабаню в дверь. Джоди открывает, вид у нее измученный и растерянный.
– Он наверху. Я не знаю, что делать. Может, вызвать врача?
– Сейчас я посмотрю.
Поднимаюсь по лестнице, вхожу в его комнату. Там царит мертвая тишина. На экране застыла картинка из игры, но, кроме горной гряды вдалеке на противоположной стороне от нашего замка, ничего не видно. Смотрю на кровать. На ней, сжавшись в комочек, лицом к стене лежит Сэм. Его широко открытые глаза застывшим взглядом смотрят прямо перед собой, в лице ни кровинки. Обычно такой беспокойный и не находящий себе места, он сейчас совершенно неподвижен, руки крепко обнимают подтянутые к груди колени. Это зрелище немедленно воскрешает в моей памяти другую картину из далекого прошлого. Образ еще одного безжизненно лежащего мальчика. Я усилием воли задвигаю его подальше на задворки сознания.
