– Господа офицеры, предлагаю отметить удачное возвращение и испить по кружечке винца.
– А почему только по кружечке, и почему только вина? – С деланным возмущением произнес Фрол. – Я так и от водочки не отказался бы.
– Как лекарь, поддерживаю предложение Фрола Емельяновича, водка в данных обстоятельствах куда ка предпочтительнее, – авторитетно заявил Любимов.
– Вот за что я тебя уважаю, Сергей Пантелеевич, так это за понятливость, и догадливость, – хлопнув его по спине, довольно заметил Фрол.
Впрочем, осуществиться их планам было не суждено. Именно в этот момент на территории городка сотни, появился взвод солдат. Причем, ни Иван, ник то другой их тут увидеть не ожидали. А что тут делать целому взводу преображенцев, при полном вооружении, да еще и во главе с полковником де Вержи.
– Господа, – остановившись, перед офицерами, и изобразив головой поклон, поприветствовал их француз. Потом перевел взгляд на Ивана. – Господин Карпов, полусотник Жабин, именем государя нашего Николая Дмитриевича, вы оба арестованы. Сдайте ваши сабли.
– Ин-нт-тересно девки пляшут, – в сердцах выдал Фрол, не зная как реагировать на происходящее.
Иван было отступил на шаг, положив руку на рукоять тесака. Ему конечно была положена сабля. Как как же иначе-то. Офицер. Вот только с ножичком он обращался куда как ловчее. Опять же, в походе всегда с карабином, к которому штык вовсе даже не лишний. Сабля же, пока все еще не давалась в руки. И чего тогда таскать тяжесть. Фраза же де Вержи, скорее была ритуалом. Впрочем, Артем-то как раз сабельку носил.
Карпов встретился взглядом с полковником, и тот едва заметно качнул головой. Мол не стоит. Ситуацию не переломить. К тому же, преображенцы уже обступили стрельцов, лишая возможности что-либо предпринять. Надеяться на помощь сотни, нечего и мечтать. Да, они его боевые соратники, но не бунтовщики, а воины дававшие присягу на верность государю.
– В чем нас обвиняют? – Все же снимая с себя оружие, поинтересовался Иван.
Сейчас у него нет иного выхода. Но… Человек пока живет надеется. Вот и он надеялся. А что еще остается. Конечно, перспектива дыбы не вдохновляла, но кто знает, может и удастся еще вывернуться. А порешить себя всегда можно. Было бы желание. Он конечно верующий, но не настолько, чтобы полностью отринуть самоубийство. Опять же, можно ведь и вынудить себя убить. Словом, пока стоит принять ситуацию так, как она есть.
– В чем ваша вина, и есть ли она, мне не ведомо. Знаю только, что в отношении тебя и некоторых твоих подчиненных приказано учинить дознание.
– И чтобы нас арестовать отправляют гвардейцев? Уж не государственную ли измену нам вменяют? И что значит, некоторых моих людей.
– Я только выполняю приказ государя. Сотник Копытов, вот приказ великой княгини де Вержи, о твоем назначении. Прикажи вызвать стрельцов, по вот этому списку, – вместо ответа Ивану, обратился Гастон к Фролу.
– Эка. Все из десятка, что ходил на Урал, – удивился казак. – А меня тогда чегож не берете?
– То не нашего ума дело, сотник. Поспеши.
– Слушаюсь, господин полковник, – нехотя ответил Фрол, и направился к казарме.
Хм. Не один направился, а в сопровождении пары десятков гвардейцев. Начнется ли там бойня? Нет. Не вариант. Не станут стрельцы противиться. Вот если бы это коснулось казаков, то дело иное. А так… Нечего о том и думать.
Сложностей с арестом стрельцов никаких не возникло. Единственная заминка вышла с Григорием. Ему со своими штурмовиками пришлось пройти через многое, а потому парни попытались было воспротивиться. Но тот факт, что Иван сдался без сопротивления, послужило Рыбину руководством к действию, и он поспешил урезонить своих парней. А ведь возжелай они того, и сомнительно, чтобы их сумели удержать в стенах крепости.
Не откладывая в долгий ящик, их поспешили погрузить на стоящий в гавани фрегат. А Иван еще удивлялся, чего это корабль притащился в Керчь, в зимнюю пору. Как оказалось по их душу.
– Гастон, может все же объяснишь, что все это значит? Какой-то донос относительно Урала? Что вообще происходит?
Иван требовательно смотрел на де Вержи, спустившегося к нему в трюм. И если судить по усилившейся качке, только после того, как корабль вышел из гавани. При этом Карпов еще и потряс кандалами, в которые его и парней заковали, едва только они оказались на борту.
– Не кричи, Иван. Переборки здесь конечно толстые, но не настолько, – тихо, произнес француз с характерным акцентом, и повесил фонарь со свечой на крючок. – Государем приказано произвести дознание относительно любовной связи между тобой и Елизаветой Дмитриевной.
– Чего-о?!
– Того.
– Да… Не было этого.
– Я знаю. Ирина мне все доподлинно рассказала. Именно поэтому я и уговорил Николая отправить за тобой меня. Иначе, одному только богу известно, что тебе и твоим людям пришлось бы пережить в дороге. С собой я взял только исключительно надежных людей, так что, как только останемся одни, кандалы с вас снимем. Уверен, что к тому моменту, когда доберемся до Москвы, с этим делом уже разберутся, и все обвинения снимут. Во всяком случае, Ирина собирается употребить для этого все свое влияние на Николая.
– Я так понимаю, говорить о том, ни с кем нельзя?
– Ты правильно понимаешь. Даже на Москве в курсе только единицы.
– И с чьей легкой руки заварилась эта каша?
– Судя по всему, Меньшиков. Но точно не знаю. Все распоряжения исходили непосредственно от Николая. Он же подал списки, в отношении кого нужно произвести дознание.
– А кроме нас есть еще кто-то?
– Есть. Она ведь тайком бегала на гулянья в Стрелецкую слободу. Вот и подвергли аресту с десяток парней и девчат оттуда.
– Вот же гаденыш. Попадись только Алексашка, пришибу.
– Я же тебе говорю, уверенности в том, что это его рук дело у меня нет.
– А у меня есть. Он, паскуда, – уверено произнес Иван.
Откуда такая убежденность? Отчего не иезуиты? Да оттого, что им он нужен живым и непотресканым. Может и без ног, но точно с руками, и обязательно с головой. А за обвинение против чести царской семьи, очень даже можно оказаться четвертованным. Тут уж не останется ни ног, ни рук, ни головы.
Лиза отложила рукоделье, поднялась со скамьи, и подойдя к окну, приникла лбом к стеклу, покрытому кружевным морозным узором. Ага. Так вроде бы полегче. Ох! И что там тетка говорила насчет иноземного семени? Да свое русское ничуть не отличается. Мутит ее знатно и с завидной регулярностью.
Правда, не сказать, что она столь уж недовольна. До появления малыша еще далеко, а она его уже любит и ждет с нетерпением. Ничего не поделаешь, женская суть берет свое. Ей ведь Господом заповедано дарить жизнь.
Псков встретил ее с неподдельным ликованием. В город потянулись люди из пригородов
[11], сел и деревень. Гулянья начались еще до свадьбы. Которую впрочем не стали затягивать. Тут уж расстарались бояре из московской партии.
