Рис. 8. Гадес на пиршестве в своем дворце («гробница Орко-II», Тарквиния).
Непонятно, в какой роли выступают в романе «гости»: просто ли как умершие, или как божества, или как демоны.
В романе Янна все-таки важнее всего, кажется, не конкретные отождествления персонажей с теми или иными мифологическими героями, а мотив сменяющихся поколений, представители которых вновь и вновь принимают на себя характерные для их возраста роли.
Сентябрь
Похоже, что праздник, который Аякс устраивает для Хорна, соответствует Epulum Jovis («пиршеству Юпитера»), которое устраивалось 13 сентября: во время таких праздников специальные жрецы (epulones) укладывали статуи богов на пиршественные ложа и подносили им изысканные блюда. Тот факт, что среди блюд фигурирует печень утки, возможно, указывает на гадание по внутренностям, которое было очень распространено в Риме и особенно у этрусков. Пространное рассуждение о древних методах гадания (в том числе и по внутренностям) имеется и в первой части «Свидетельства» (с. 309–312).
Октябрь
1 октября — праздник Фидес, богини, олицетворяющей верность клятве. Ежегодный праздник в честь этой богини, согласно римскому преданию, ввел Нума Помпилий. Она изображалась как молодая женщина, увенчанная веткой оливы. В романе Янна, в самом начале главы «ОКТЯБРЬ», рассказывается, как Аякс приводит в дом, на два дня, свою невесту, которую (как мы узнáем позже) зовут Олива.
В Риме было и мужское божество Санк (Sancus, Semo Sancus), связанное с клятвами, покровительствующее браку, гостеприимству, закону, коммерции, контрактам. Санк считался сыном Юпитера, богом небесного света, мстителем за нечестность. Его отождествляли с Геркулесам, также охранявшим нерушимость клятв, и с Кастором. Ему был посвящен день 5 июня (см. выше,
с. 836
). Его храм, как упоминается в источниках, не имел крыши, чтобы клятвы приносились под открытым небом (не потому ли Аякс по ночам часто вылезает через окно и исчезает?). Слово semo означает «получеловек» или «полубог»; Дионисий Галикарнасский называет Санка «даймоном» (а не богом). По другой интерпретации, semones — это духи, воплощающие силу, таящуюся в семенах; в древности им можно было приносить в жертву только молоко (ср. эпизод в романе, где Аякс отказывается пить молоко: Свидетельство II,
с. 245
). В имперский период в Риме Санк воспринимался и как гений Юпитера (Genius Iovius).
5 октября — один из трех дней в году, когда был открыт мундус (mundus cerialis, «мир» Цереры), то есть вход в подземный мир, и духи мертвых могли бродить среди живых. Мундус — центр Рима; по мнению некоторых ученых, он первоначально представлял собой зернохранилище. Возможно, он имеет отношение к шахте (будущей гробнице Хорна), о которой рассказывается в начале октябрьской главы (Свидетельство II,
с. 407–408
).
* * *
Бухта Ениуса Зассера, брата Оливы и «перевозчика через Ахерон» (Свидетельство II,
с. 418
), напоминает и гомеровский загробный мир, и изображение в этрусской «гробнице охоты и рыбной ловли» из Тарквинии:
(Одиссея XI, 14–16):
…Всегдашний
Сумрак там и туман. Никогда светоносное солнце
Не освещает лучами людей, населяющих край тот…
(Свидетельство II,
с. 411
) «Утро выдалось холодным. Деревья были мокрыми от росы, и каждое закапало землю вокруг себя слезами. В низинах стоял медленно тающий туман».
Рис. 9. Морской пейзаж из «гробницы охоты и рыбной ловли» в Тарквинии, изображающий, по мнению ряда исследователей, пограничье с загробным миром.
Странные упоминания — в романе — того факта, что Олива и Аякс проникали в дом через окно («все эти лазанья через окно… в комнату и из комнаты на двор», Свидетельство II,
с. 430
), находят аналогию в рассказе Овидия о том, как богиня Фортуна посещала царя Сервия Туллия (Фасты VI, 569–579; курсив мой. — Т. Б.):
В тот же день тот же царь там же храм посвятил и Фортуне.
Кто же, однако, тут скрыт в храме под тогой двойной?
Сервий это, но вот почему так лицо его скрыто,
Точно не знает никто, так же не знаю и я.
Верно, богиню брал страх за ее потайные свиданья,
Верно, стыдилась своей связи со смертным она, —
Ибо пылала к царю она неуемной любовью,
Не оставаясь слепой лишь для него одного.
Ночью в свой храм пробиралась она чрез окошко, «фенестру» —
И «Фенестеллой» теперь в Риме ворота зовут.
В романе накапливаются детали, говорящие о сближении Хорна с Аяксом; возможно, Хорн сам и был одной из тех двух собак, что ночью задрали овец (Свидетельство II,
с. 433
). Ведь не случайно между ними происходит такой разговор (там же,
с. 487
; курсив мой. — Т. Б.):
— За наше братское единство! — сказал <Аякс>. Я все еще медлил. Обдумывая, что бы мог значить такой тост. Прежде Аякс никогда не говорил о братстве-близнячестве.
— Да, — наконец коротко ответил я.
— Два монстра должны обняться, — произнес он с пафосом.
А еще раньше Аякс предлагает Хорну облизать его (Аякса) пораненный палец, ссылаясь на то, что собаки тоже так поступают (там же,
с. 450
).
В Аиде находились две чудовищные собаки: Кербер и Орф, псы-братья; Орфа, пса трехголового Гериона, убил Геракл своей дубиной из оливкового дерева. В гробнице же «Орко» изображен Одиссей, выкалывающий глаз Полифему колом из оливы, этого священного для греков дерева (второго по значимости после дуба), подаренного афинянам самой богиней Афиной. «Свежий оливковый ствол, <…> кол заостренный» (и обожженный на углях) упоминается и в «Одиссее», в сцене ослепления Полифема (Одиссея IX, 320 и 332). Поэтому далеко не случайной представляется такая запись Хорна (Свидетельство II,
с. 473
):
К вечеру Олива стала совершенно невыносимой. Несомненно, Аякс пользуется ею как оружием, пока что тупым, но которое он мало-помалу закаляет и заостряет в пламени предоставляемых им интерпретаций.
