Формула есть, но нет материалов! Не в силах более сдерживаться, она нервно рассмеялась, а затем расплакалась. Элена с трудом добралась до стула, малыш колотил ее ножками, давая понять, что недоволен. Идеальный аромат, который с такой одержимостью искали все женщины семьи Россини, был плодом несчастной любви. Но вскоре мысли о духах Беатриче сменились мыслями о Кайле. Его слова, полные разочарования и боли, вновь зазвучали у нее в голове. «Господи, только бы я все не испортила», – подумала Элена. Она уже понимала, что совершила роковую ошибку.
– Ты уверен, что не хочешь оставить его у меня? Мне ничего не стоит приютить малыша, – сказал Бен. Он смотрел, как Кайл молча собирает рюкзак, и не понимал, как поступить.
– Я не знаю, когда вернусь, так что лучше возьму собаку с собой, – сухо ответил Кайл, сохраняя совершенно непроницаемый вид.
Бену не терпелось расспросить его обо всем, но он не знал, как начать.
– Черт возьми, Кайл, ты же не можешь уехать вот так, не можешь так поступить. Вы что, поссорились? Поговори с ней и увидишь, что все наладится. Безвыходных ситуаций не бывает.
Кайл промолчал. В последнее время из него было невозможно вытянуть ни слова. Он застегнул рюкзак, закинул его на плечо и вышел из комнаты.
– Закрой сам, – кинул он другу.
Большего добиться от него так и не удалось.
Элена проснулась с первыми лучами солнца. Она сложила в чемодан дневники Россини, чтобы воспользоваться старинными рецептами мыла, взяла несколько интересных маленьких вещичек, которые могли бы дополнить интерьер магазина, и флакон амбры, единственный, что сохранился. Она не знала, пригодится ли он в работе, удастся ли им воспользоваться, но все же решила не оставлять флакон в сундуке.
Сотни тысяч раз она вот так же сидела на этой кухне, обхватив ладонями чашку. Вдоль стен в старых шкафах стояла фарфоровая посуда. Бабушка почти никогда ею не пользовалась – только по праздникам. Запах родного дома обволакивал Элену, вызывая к жизни давно похороненные воспоминания. Этот старый сервиз тоже был частью истории семьи. Накрывая на стол, бабушка дополняла его хрустальными бокалами и столовым серебром. Когда-то сервиз приобрела одна из Россини, другая прикупила бокалы из венецианского стекла, третья нашла к ним графины и штоф. Французский фарфор датировали предположительно концом XVIII века.
Элена поймала себя на том, что уже ждет того момента, когда сможет рассказать малышу, как каждый член семьи медленно и кропотливо пополнял его наследство. Эти вещи говорили о своих обладательницах, об их вкусах, о традиции дома, к которой все Россини были столь сильно привязаны. О жажде прекрасного. О ней свидетельствовала и старая мебель, и ширма, и все те вещи, которые веками собирали Россини. Сокровища семьи тщательно сберегались для потомков.
Семья… Промелькнув в уме, это слово не спешило уходить, обретя силу и мощь, пока Элена вспоминала о детстве. До сегодняшнего дня ей не было дела ни до этого дома, ни до этих предметов. Так почему теперь на глаза набежали слезы?
Элена утерла их, вздохнула и решила, что давно пора разобраться в своих чувствах.
Она ощущала себя подавленной и усталой.
«Никакого идеального аромата не существует. Выходит, что это только метафора, как бы воплощение того, к чему мы стремимся, но не можем получить. Так было с бабушкой и с теми, кто искал его до нее, теперь это происходит со мной. В этом поиске все наши надежды и иллюзии, мы сами преувеличиваем и укрепляем их власть. Все думали, что идеальный аромат – это что-то особенное, так возникла легенда, которой мы подарили силу».
Элена понимала, что пора прекращать эти разговоры с собой и с окружающими предметами. Эта привычка начинала ее тяготить, ведь обычно она свидетельствует о глубоком одиночестве, об отсутствии собеседника.
Но теперь у нее был малыш, с которым она подолгу говорила почти каждый день, а вокруг всегда были люди. Конечно, сейчас она оказалась одна, но в Париже все было иначе. Аврора всегда ее слушала, напоминая Элене саму себя в детстве. У них было действительно много общего.
Элена вдруг вспомнила те духи, что заказала ей Элоиза для дочери. Она сжала чашку в руках, а затем резко поставила ее на стол и поднялась. Элена решительным шагом направилась в бабушкину спальню. Да, сундук стоял на месте. Она открыла крышку и заглянула внутрь: связка аккуратно перевязанных тетрадей – бабушкины дневники, документы, какие-то мешочки с травами, старые фотографии, несколько недорогих украшений… Элена нахмурилась. Она помнила, что именно сюда бабушка положила духи, которые Сузанна подарила дочери много лет назад, когда Элене исполнялось шестнадцать. Она видела собственными глазами, как бабушка спрятала флакончик в сундук.
«Мне они не нужны, у меня полно своих. Наверняка они мне не понравятся! Спорим, Морис подлил туда какую-нибудь гадость, хорошо, если не яд», – крикнула Элена, убегая в свою комнату.
Губы Лючии сжались в тонкую ниточку, а лицо покраснело. Она разозлилась не на шутку. «Когда тебе протягивают руку, воспитанный человек отвечает на приветствие. Нужно уметь прощать, Элена. Думаешь, ты никогда не ошибешься и твоя жизнь пройдет гладко? Жаль говорить тебе, девочка, но это не так, безупречных людей не бывает. Кто-то высокомерно думает, что он идеален, но ты ведь у меня не такая?»
Тогда Элена ничего не ответила. Она не хотела говорить о матери и принимать от нее подарки, она уже не понимала, что с ними делать.
«Когда-нибудь ты поймешь, что жить очень непросто, девочка», – сказала Лючия.
«Выкинь их, мне ничего от нее не нужно!» – крикнула Элена и побежала в свою комнату, но, очутившись у двери, остановилась. Сердце билось как сумасшедшее: что, если бабушка и впрямь выкинет флакон? Элена обернулась и понеслась вниз, надеясь разыскать подарок Сузанны, пока его не выбросили окончательно. Но бабушка стояла на прежнем месте, держа в руках духи, и на ее лице читалась бесконечная грусть. Потом она поднялась к себе в комнату и положила пакет в сундук, который стоял у ее кровати и всегда запирался на ключ. Элена тихонько наблюдала за бабушкой, но та повернула ключ и вышла из спальни.
С тех пор прошло столько лет, но вспоминать эту сцену было больно и стыдно. Элена повела себя просто ужасно, проявив всю свою мстительность и убогость. Теперь она понимала, что все эти годы за злобой к матери прятала собственный стыд. Мать стала для нее козлом отпущения.
И вот наконец настал тот день, когда ей захотелось достать духи Сузанны и разобраться, что та хотела ими сказать. Элена занялась поисками флакона.
Ее сердце забилось. Она перекладывала все, что лежало в сундуке, вытащила на пол письма и бабушкины бумаги и наконец увидела на самом дне тот самый пакет.
Коробка была все та же, словно ее подарили только вчера. Элена собралась с духом и осторожно открыла упаковку. В утреннем свете хрустальный флакончик переливался яркими красками. Жидкость внутри была нежного пастельно-розового цвета. В детстве ей очень нравился именно этот оттенок, неужели Сузанна запомнила? Элене стало сладко и больно.
