— Ну, это надо же! — изумляется муж и стучит по стеклу. Сороку это нисколько не смущает, она продолжает свой незамысловатый танец, а потом в нерешительности останавливается и тоже смотрит на человека за стеклом. — Смотри! Смотри! — кричит он жене. — Сорока прилетела. Красавица какая! И крылья зеленью отливают! Как раз под твою кухню.
— Сорока? — всполошилась Елизавета и метнулась к окну. — Кыш! — замахала она на птицу руками. — Кыш отсюда!
— Ну зачем ты ее прогнала?! — огорчился супруг, увидев за окном опустевший подоконник.
— Скажи спасибо не голубь! — заявила довольная Елизавета.
— А голуби-то тебе чем помешали? Глупые безобидные птицы. Нажрутся, нахохлятся и сидят рядком.
— Когда в окно залетает голубь — это плохо, — объясняет Елизавета.
— Чушь какая! — сопротивляется муж очередному суеверию.
— Ничего не чушь! Голубь — это чья-то душа. И нехорошо, потому что неизвестно: то ли за тобой прилетели, а то ли умер кто — знакомый или близкий. Вот и мучайся, пока не узнаешь.
— Ничего не понимаю, — раздражается супруг, не улавливая логики в происходящем. — Вон, на втором этаже, окно всегда приоткрыто. Голубей кормят прямо из окна. И ничего, никто не умер. Уже весь подоконник загадили, а еще все живы: гробов не видно. А тут вообще не голубь, а какая-то безобидная сорока!
— Не хочешь — не верь, — ворчит Елизавета. — Все нормальные люди знают, что сорока — это к вестям. И часто — к нехорошим, между прочим.
— Часом, не с того света? — иронизирует супруг и противно улыбается: — Скоро ты, лапуль, на каждую птичку креститься станешь.
— Надо будет — и стану, — обещает Елизавета и вновь исчезает в темноте коридора.
— Средневековье какое-то! — бурчит муж и тянется к дарам цивилизации — включает телевизор. Идет реклама: «Александрийские двери по умеренным ценам. Бутик № 29 Экспостроя на Нахимовском. Приходите за роскошью. Вы этого достойны!»
— Убавь звук! — гневается Елизавета и требует тишины.
— Должен же я с кем-нибудь общаться?! — сопротивляется муж и методично переключает каналы.
— Дожили! — снова кричит Елизавета. — «Мой друг — телевизор Samsung».
— Ты же со мной не общаешься! — выкрикивает в коридор супруг и замирает в дверном проеме в ожидании ответа. Жена молчит. — Может, ты со мной все-таки пообщаешься?!
— Сейчас, — отвечает Елизавета. — С Танечкой поговорю…
— Ну, поговори, поговори, — разрешает муж и удобно устраивается на большом кожаном диване, положив голову на подлокотник. Видно, что он испытывает удовольствие от мысли о кратковременном сне под зычные звуки полицейской сирены из криминальной хроники. — Пока ты со своей Танечкой поговоришь, я чуток успею покемарить…
Но Елизавета буквально через пару минут появляется в комнате и с раздражением спрашивает:
— Ты что, спишь?
— Я?! — вздрагивает супруг от неожиданности. — Так ты ж с Танечкой разговариваешь.
— Я уже давно не разговариваю. Я красилась, — сообщает Елизавета и роется в переполненном шкафу в поисках не требующей глажки одежды.
— Лапуль, ты такая хорошенькая, аппетитненькая… Ты мне очень нравишься, — объявляет супруг и плотоядно смотрит на Елизавету.
Она перехватывает его взгляд, но притворяется, что не понимает, и на всякий случай потуже затягивает ремень на джинсах. Муж обижается и категорически отказывается вставать с дивана.
— Так ты пойдешь? — Она уже знает ответ.
— А ты куда?
— Пройдусь по Ленинскому. Посмотрю ткани. А то — голое окно. Все видно.
— А что за спешка? — снова интересуется муж.
— Потому что у меня всего один выходной.
— Так отдохни! — Не теряет надежды супруг и похлопывает рукой по дивану.
— Потом, — обещает ему Елизавета и скороговоркой проговаривает пути преодоления чрезмерной зеленцы в многострадальной кухне: — Добавить бежевого. Светлые бордюры. Белые салфетки, полотенца и шторы. Разбавить зелень — и будет смотреться отлично!
Супруг идти по магазинам не хочет, мотивируя это тем, что ненавидит «этих торгашей» и больше не может мириться с невозможно высокими ценами.
— Это Москва! — напоминает ему Елизавета и, оставив надежду поднять супруга с дивана, сообщает: — Ну… я пошла. Постараюсь недолго.
— Давай, лапулечка. Приходи скорей.
Елизавета не удостаивает мужа ответом и хлопает входной дверью.
— Лиза! — кричит он в пустое пространство. — Сколько можно?! Неужели трудно попридержать дверь?! Ну как ребенок, ей-богу!
Возмущение по поводу халатного отношения к имуществу быстро ослабевает, и супруг с чувством полного удовлетворения погружается в дрему, не обращая внимания на рев стадиона и возгласы комментатора — транслируют футбольный матч.
Хо-ро-шо.
Из магазинов Елизавета возвращается вечером, уставшая и поникшая.
— Купила что-нибудь, лапуль? — приветствует ее супруг и торопится навстречу своему счастью.
— Нет, — сообщает расстроенная жена и швыряет в сердцах ключи от квартиры.
— А что так? Еще не все магазины обошла?
Не обращая внимания на шутливую интонацию супруга, Елизавета протяжно вздыхает:
— Безумие какое-то. Ткани-то нужно полтора на полтора, а вместе с работой выходит десять-пятнадцать тысяч или около того. И это везде! Представляешь?! Можно подумать, я не занавески на кухню покупаю, а антикварный гобелен.
— А что ты удивляешься? — назидательно обращается к ней супруг. — Это Москва!
— Какая разница! — возмущается Елизавета. — У каждой вещи должна быть своя цена. И кусок ткани полтора на полтора не может стоить десять тысяч.
— Так это же с работой!
— Ну и что, что с работой! Там работы-то на двадцать минут: тут подогнуть, там прострочить. Вон машинка. Вот руки. Не боги горшки обжигают! И вообще, дело не в этом.
— А в чем?
— Ничего нет подходящего…
— Этого не может быть! — не верит супруг.
— Может! — обрывает его Елизавета на полуслове. — Все не то. Весь Ленинский прошла, а без толку. Только время потеряла.
— Не расстраивайся, лапуля. Найдем.
Елизавета красноречиво смотрит на выспавшегося мужа и язвительно поправляет:
— Не найдем, а найду.
— Хорошо. Найдешь, — спешно соглашается тот и зовет ее ужинать.
— Не буду, — отказывается Елизавета и смотрит на свое отражение в зеркале высокой, под потолок, полированной стенки.
— А я буду, — бормочет супруг и скрывается в кухне.
— Чай будешь пить — позови, — говорит ему жена и указательными пальцами поднимает краешки бровей, отчего глаза становятся раскосыми, лицо приобретает удивленное выражение и кажется немного моложе.
