Вооружение «Ласточки» состояло из семи уже известных восьмидесятимиллиметровых орудий. Разве только морской лафет в значительной мере отличался от такового у полевой пушки. Ну и разумеется, нечего было и мечтать о том, чтобы использовать эти орудия на суше. Конструкция напрочь лишала такой возможности. Если конечно не использовать их для поддержки сухопутных си прямо с борта.
Сектор обстрела этих орудий составлял порядка ста градусов, кормового двести семьдесят. Это позволяло использовать его не только как ретирадное, но и практически без ограничений в бортовом залпе. Ну и угол возвышения, в сорок пять градусов, что в купе с уменьшенным зарядом позволяло вести навесную стрельбу по весьма крутой траектории…
Благодаря собранным сведениям, и пароходам, Иван сумел с вечера войти в Эмбах, и подняться в верх по течению буквально за пару часов. В то время, как самый скорый гонец успел бы сообщить об этом в крепость, он уже начал высадку на берег, и переброску орудий на заранее намеченные позиции.
Впрочем, если кто и мог бы подать весть, то только крестьяне. А они старались в такие дела не лезть. Так что, даже если кто и наблюдал подъем своеобразной эскадры, то предпочел бы как-нибудь получше укрыться. Разумеется имелись и военные посты. Но и они не могли подать весть коменданту крепости, ввиду безвременной кончины, вызванной близким знакомством с лешаками…
Митя обернулся на скрип колес. Ага. Это подошли полковые пушки. А-а не-эт, вон и первая корабельная, которую тянут казаки, что твои бурлаки. Лошадей на все пушки не хватает. По сути, только у полковых пушек и есть конная тяга. Остальную артиллерию переносят буквально на руках.
Вот казачки закатили пушку выше выкопанного окопчика, а затем аккуратно опустили ее в него казенной частью. В результате ствол задрался под невообразимым углом, что твоя мортира. Митя проверил угол возвышения. Вооружился блокнотом и свинцовым карандашом, быстро набросал таблицу угла возвышения и веса заряда. Вручил исписанный листок бомбардиру.
— Вопросы есть?
— Да нет, Дмитрий Архипович. Все как на учениях.
Вполне уважительно ответил казак. И что с того, что он годится этому пареньку в отцы. Образованный и умный человек априори вызывает два чувства, уважение и зависть. Завидовать казак считал для себя зазорным, а вот уважать, это совсем иное. От того и обращение по имени отчеству.
— Верно. Ладно братец, пойду к другим пушкам.
Орудия постепенно занимали свои позиции, и каждое получало свою таблицу для стрельбы. А иначе никак. Как ни старайся, а углы под которыми отрыты окопы, все одно имеют разницу. И даже эти таблицы были не более, как примерными. Просто тут особая точность-то и не нужна. Главное, чтобы снаряд забросило за городские стены. А там, застройка довольно тесная, так что мало не покажется в любом случае.
Примерно в ста саженях от берега реки, сейчас разворачиваются минометные батареи. Двенадцать стволов способны уместиться на небольшом пятачке. Для этой довольно грозной силы оказалось вполне достаточно неглубокой складки, способной только и того, что укрыть от взглядов со стен крепости. Зато, незначительное удаление, способствует накрыть большую часть города. Впрочем, именно она-то и имеет плотную застройку.
Несмотря на близость к городу, находящемуся на противоположном берегу, шведы так ничего и не обнаружили. Да и не удивительно, в общем-то. С одной стороны, минометчики и их прикрытие вели себя тише воды, ниже травы. С другой, в городе сейчас творилось форменное безобразие. Зарево полыхающего пожара, шум и гам, доносящиеся даже до обустраивающихся на позициях.
Установка орудий завершена. Шведы так и не догадались о том, что у них под носом расположился противник. Кстати, предположение относительно того, что крестьяне не станут предупреждать коменданта крепости о грозящей опасности, не оправдались. Благо Иван и не думал расслабляться, а потому лешаки успели перехватить нескольких смельчаков, отправившихся в город.
— И чего ждем, Ваня? — Взволнованно поинтересовался Митя, уже обошедший все позиции пушкарей.
Разве только у минометчиков не был. Ну да, те во-первых, ему не подчиняются, потому как проходят по батальонному командованию. С него идет только обеспечение. А во-вторых, с их практикой, минометчики еще и его кое-чему научат, а где-то даже пренебрежительно отмахнутся. Потому как практика, она и есть практика, подчас неподвластная никаким математическим выкладкам.
— Не Ваня, господин капитан, а боярин, или Иван Архипович. Напросился в поход, так будь добр соответствовать.
— Прости боярин, — стушевался Митя.
Хм. А где-то ведь и обидно. Они-то чай не одни, и тот конфуз видели представители штаба. Хорошо хоть вестовые и охранная сотня находятся в стороне. Впрочем, сам виноват, чего уж там.
— Светает, Иван Архипович, — озвучил общее настроение командир первого батальона майор Жабин.
Угу. Дружок детства. Попробуй такого оставить в стороне. Смертельная обида. И потом, значит командовать захватом Нарвы, это пожалуйста. А как дальше, так охранять уже захваченное? А ведь по хорошему Карпов не собирается допускать шведа до города. Тогда выходит, придется сидеть в тылу? Так что, Артем здесь, под Дерптом. И пусть для пехоты дела вроде как не предвидится. Тем не менее, нетерпеливо бьет копытом землю.
И тут земля под ногами вдруг толкнула в ступни, а над землей разнесся оглушительный грохот. Ну не считал Иван нужным информировать весь штаб о своих планах. Только в части касающейся, и не более.
Ждать второго взрыва никакого смысла. Уж больно не надежны взрыватели, а потому и синхронизировать их срабатывание практически не реально. Но Иван все же выжидал. Прошло не менее десяти минут, прежде чем он наконец отдал команду.
— Трубач, сигнал к открытию огня.
Вот так. Без переговоров и ультиматумов. Просто от всей широты русской души. И плевать, что они сюда прибыли вроде как спасти купцов угодивших в неволю. Если Господь не попустит, выберутся через один из древних подземных ходов. А в остальном…
Испытывал ли Иван угрызения совести по поводу того, что уже происходит в городе? И в еще большей степени произойдет в ближайшее время? В общем-то, где-то внутри сидел червячок, размером эдак с хорошего солитера
[29], и совесть свою чистой он назвать никак не мог. Если в Нарве это был четкий и выверенный укол, то здесь это будет ударом булавы, демонстрацией его возможностей.
Да, ему откровенно не нравилось то, что он собирался предпринять. Но если он не возьмет плату кровью со шведов, то они возьмут ее с псковичан. И по этому поводу он не испытывал никаких иллюзий. Это был жесткий, но необходимый превентивный удар. Единственным слабеньким и бледным оправданием он мог посчитать то, что выждал какое-то время после взрыва, который должен был выгнать на улицу ил заставить выглянуть в окно всех и каждого.
