– Будет вам аппаратура. Потерпите, – перебил брамина Стратег. – Лучше скажите, что этот червь жрал, что вырос до таких размеров? Чем он вообще питается?
Бывший геофизик задумался, но лишь на мгновение. Гончая поспорила бы с кем угодно, что этот вопрос уже не раз приходил ему в голову.
– Белок, целлюлозу, любую органику. Можно сказать, что он питается самой жизнью.
У Гончей в груди сначала на миг остановилось, а потом отчаянно забилось сердце. Ужас сковал все члены, а темный туннель, по которому катила дрезина, показался дорогой в преисподнюю. Потому что последние слова брамина поразительным образом совпали с догадкой или страшным пророчеством Майки и ее собственными мыслями. И не только совпали, но и дополнили их!
Пожиратель рухнувшего мира… питается самой жизнью.
* * *
Рассуждения брамина о подземном чудовище, назвавшего гигантского червя пожирателем жизни, подействовали на всех угнетающе. Стратег нахмурился и отвернулся, сам брамин угрюмо молчал, даже Палач со своим одноглазым напарником, качающие приводные рычаги, заметно сникли. Хотя, возможно, причиной тому стала обычная усталость – толкать вперед тяжелую дрезину, да еще нагруженную сверх меры, оказалось нелегким делом даже для бугрящегося мышцами Палача. Его мясистое лицо покрылось потом, но он продолжал усердно налегать на рычаги, пока дрезина не доехала до Лубянки-Дзержинской.
В прошлый раз Гончая попала сюда на допрос, а точнее на растерзание, к Палачу. Ее приволокли на станцию избитую и оглушенную, и не многое она смогла здесь рассмотреть. Запомнился только глубокий подвал и как ее спускали туда сначала по бетонной, а потом по железной лестнице.
По архитектуре Дзержинская мало чем отличалась от Проспекта Маркса. Разве что облицованные мрамором опоры, поддерживающие потолочный свод, здесь были шире и массивнее, а проходы между ними у́же. Вместо кумачовых полотнищ Проспекта на стенах висели лаконичные плакаты, призывающие к бдительности и непримиримости к врагам. Но первое, что бросалось в глаза, это отсутствие на станции гражданских. Все, кого заметила Гончая на платформе, включая пограничные караулы на въезде и выезде со станции, были одеты в форму. Палача на Дзержинской хорошо знали и, похоже, боялись. Пограничники, с которыми он разговаривал, неизменно отдавали ему честь, а в глазах некоторых Гончая заметила настоящий страх.
А вот Стратег, как выяснилось, не пользовался у них авторитетом. Стоило Палачу отлучиться на несколько минут, как караул немедленно окружил дрезину. Хотя пограничники не держали пассажиров на прицеле, Гончая поняла по их настороженным лицам, что при малейшем подозрении они откроют огонь на поражение. И если Палач прикажет им пристрелить Стратега, брамина, или ее, или всех вместе, они сделают это без колебания. Однако такой команды не последовало, и когда Палач снова встал за рычаги, дрезина продолжила путь.
Вскоре Дзержинская с ее забрызганными кровью подвалами осталась позади. А потом произошло странное. Гончей показалось, что туннельный мрак вокруг катящейся по путям дрезины внезапно сгустился, сделался плотнее, что ли. Наверняка в старой лампе прогорел фитиль, и она стала хуже светить, но создавалось полное ощущение, будто дрезина с трудом пробирается сквозь вязкую тьму. Даже приводные рычаги стали как будто глуше скрипеть.
Неожиданно Гончая поймала себя на мысли, что не слышит стука колес. Она прислушалась. Нет, колеса не стучали. Вообще. А ведь это уже было: и гасящая звуки вязкая мгла, и скрывающиеся в ней смертельные ловушки.
«Взрывающиеся пузыри! – пронзила сознание внезапная мысль. – Сухопутные медузы-убийцы!»
– Стойте! – вскочив на ноги, закричала Гончая. – Свет!
Палач бросил рычаги и злобно уставился на возмутительницу спокойствия, брамин тоже обернулся к ней, лишь один Стратег отреагировал должным образом – зажег небольшой, но мощный ручной фонарь и осветил туннель.
Ни лопающихся пузырей, выбрасывающих при взрыве смертельно ядовитые нити-щупальца, ни стелющегося по дну тумана впереди не оказалось. Совершенно чистый туннель.
Стратег поводил фонарем из стороны в сторону. Гончая проследила за перемещением луча, но не заметила ничего подозрительного. Если прежде что-то и было вокруг: туман, подозрительное марево или гасящая звуки вязкая мгла, электрический свет рассеял ее без остатка. Гончая облегченно выдохнула.
– Это Дзержинская-Лубянка тебя не отпускает, – усмехнулся за ее спиной Палач. – С Лубянки путь только в один конец, а ты сбежала. Вот она и злится.
– Да пусть хоть перебесится, – огрызнулась Гончая.
Палач угрожающе выдвинул вперед нижнюю челюсть и заиграл желваками. Гончая ответила на эту пантомиму вызывающим взглядом. Ссадины от наручников затянулись коркой подсохшей крови, усталость прошла, и она чувствовала себя, в общем, неплохо. Со скованными руками и без оружия Палача ей, конечно, не одолеть, но если он попытается снова избить ее до полусмерти, то дорого за это заплатит.
Назревающую схватку остановил Стратег.
– Хватит разговоров, – сказал он. – Едем дальше.
Палач удивил Гончую – послушался, взялся за приводные рычаги, и дрезина снова поехала вперед. Только теперь мрак впереди разрезал луч фонаря Стратега.
Может, он и не отнесся всерьез к предупреждению своей беглой ищейки, может, вообще решил, что у нее поехала крыша, но не выключал фонарь до следующей станции.
Прибытие туда прошло по тому же сценарию, что и на Дзержинской: Палач выслушал короткий доклад пограничников и снова куда-то ушел.
– Куда он все время ходит? – спросила у Стратега Гончая, когда ее мучитель скрылся на платформе.
– Связывается по телефону со следующей станцией, чтобы сообщить о нашем движении и узнать обстановку.
– Чтобы доблестные красные пограничники ненароком не перестреляли нас, приняв за диверсантов? – усмехнулась Гончая.
Забыла, что разговаривает не с Палачом, на Стратега ее сарказм не действовал.
– И это тоже, – невозмутимо ответил тот. – Но главное, убедиться, что станция по-прежнему существует, и туда можно доехать.
Гончая хотела съязвить и по этому поводу, но передумала. В метро никакая предосторожность не бывает лишней.
В этот раз Палач отсутствовал дольше и вернулся чем-то озабоченный.
– Можем ехать, но надо поторопиться, – объявил он, запрыгнув на дрезину, и сразу взялся за рычаги.
– В чем дело? – насторожился Стратег.
– На Красных Воротах тревога. Сталкеры с поверхности не вернулись.
Стратег сразу расслабился, да и брамин не придал словам Палача особого значения, и совершенно напрасно. Смельчаки, собирающие на поверхности разный полезный хлам и гордо именующие себя сталкерами, пропадали часто – этим в метро никого не удивишь. Обычно их исчезновение станции не угрожало. Но случалось и по-другому.
В отличие от Стратега и брамина, одноглазый напарник Палача отнесся к его предупреждению серьезно. Настолько серьезно, что впервые решился заговорить.
