— А эт’, ясно дело, и есть Зимовей, — заявил Явор Заядло, взобравшись на страницу. — Дед Морозный.
— Это он? Да он выглядит так, будто ему сто лет в обед! — поразилась Тиффани.
— Совсем юнец, да? — осклабилась госпожа Вероломна.
— Ты токо не давай ему тя чмокнуть, а то нос посинеет и отвалится! — жизнерадостно посоветовал Туп Вулли.
— Не смей мне такого говорить, Туп Вулли! — прикрикнула на него Тиффани.
— Дык я ж просто пытнался тя подободрить, — стушевался он.
— Разумеется, рисунок отражает лишь восприятие художника, — сказала старая ведьма.
— Что это значит? — спросила Тиффани, разглядывая картинку.
Она не сомневалась: рисунок врёт. Зимовей совсем не такой.
— Что рисовальщик всё выдумал, — вмешался Билли Мордаст. — Он ведь не видал Зимовея, куда ему… Зимовея вообще никто в глазья не видел.
— До тебя, — вставил Туп Вулли.
— Вулли… — Явор Заядло повернулся к брату. — Ты памятуешь, что я те грил про тактные замечанья?
— Ах-ха, Явор, памятую, — смиренно ответил Вулли.
— Дыкс эт’ вот было нетактное.
Вулли понурился:
— Звиняй, Явор.
Тиффани сжала кулаки:
— Я вовсе не хотела, чтобы всё так вышло!
Госпожа Вероломна величественно повернулась к ней вместе с креслом:
— Да? А чего же ты хотела? Может быть, ты пустилась в пляс просто наперекор моему запрету? Юности свойственно не слушаться старших. Но прежде чем делать что хочешь, нужно подумать. Ты вообще думала тогда? Люди и раньше вмешивались в танец. Дети, пьяницы, юнцы, поспорившие с дружками, что сделают это… И ничего. По мнению большинства, весенний и осенний танцы, это… всего лишь старая традиция. Просто способ отметить момент, когда власть над миром переходит ото льда к огню и обратно. Но некоторые из нас думают иначе. Мы считаем, танец что-то меняет в мире. Для тебя он стал реальностью, и нечто действительно произошло. И теперь Зимовей ищет тебя.
— Но зачем? — выдавила Тиффани.
— Не знаю. Ты что-нибудь видела, когда плясала? Или, может быть, слышала?
Как можно описать словами чувство, будто ты — сразу всё и повсюду? Тиффани не стала и пытаться.
— Мне… мне кажется, я слышала голос. Или, может, даже два голоса, — пробормотала она. — Эмм… Они спросили, кто я такая.
— Ин-те-рес-но, — проговорила госпожа Вероломна. — Два голоса, говоришь? Я подумаю, чем это может обернуться. Одного я не могу понять: как он тебя разыскал? Об этом я тоже ещё поразмыслю. А до тех пор советую тебе одеваться потеплее.
— Ах-ха, — поддакнул Явор Заядло. — Зимовей, он тёплости не выносит. Ох ты ж, я вдругорядь балду свою забудну! Мы ж тебе письмо принесли с того дупла в лесе. Вулли, отдай мал-мал громаздой карге письмо. Мы его призахватили по путю.
— Письмо? — переспросила Тиффани под стрёкот ткацкого станка.
Туп Вулли потянул из спога большой, свёрнутый в трубку и основательно перепачканный конверт.
— Эт’ от того чиха верзунского с громаздого замку в холмьях, — пояснил Явор Заядло, пока Вулли всё пытался вытащить конверт. — Он шкрябит, что у него всё типсы-топсы и он надеждится, что у тебя тож и что ты вскорости возвернёшься домой, и там ишшо про как бураны поживают и всяко-тако. Ничё интересневого, как по мне. И ишшо буковы «ЦОКК» на конхверте, токо мы ни бум-бум, чё оно значит
[4].
— Ты читал письмо, предназначенное мне? — ужаснулась Тиффани.
— Ах-ха, нае проблемо, — гордо выпятил грудь Явор. — Билли Мордаст мне мал-мал подмогнул с длиннявыми словями, но так-то я почти всё сам прочитал. — Его сияющая улыбка померкла, когда он заметил, как смотрит на него Тиффани. — А, ты небось мал-мал обижукаешься, что мы твой конхверт разлепили! Не боись, мы его обратно улитой заплющили. С виду и не сказанёшь, что его ктой-то читил.
Он смущённо кашлянул, потому что взгляд Тиффани ни капли не потеплел. Фигли вообще побаиваются женщин, а уж ведьм особенно. Подождав, когда Явор Заядло окончательно смутится, Тиффани спросила ледяным тоном:
— Откуда вы узнали, где искать письмо?
Краем глаза она покосилась на Тупа Вулли — тот жевал подол своего килта. Верный признак того, что Вулли сильно напуган.
— Э… хошь, я тебе мал-мал с три короба наврую? — робко предложил Явор Заядло.
— Нет!
— Но это ж увлекательственные три короба! С драконсами, однорогами и…
— Нет. Скажи правду.
— Ах, но она ж такая нуднявая… — вздохнул Явор Заядло. — Мы просто в баронский замок пролазнули и прочитили все твои письма, а ты там нашкрябила, что почтонос знает: письма для тебя надо оставлять в дупле у водохлёста.
Даже если бы в эту минуту в дом зашёл Зимовей, воздух в комнате не стал бы холоднее. Некуда уже было.
— Он хранит твои письма в шкатулксе под… — попытался продолжить Явор Заядло, но умолк и закрыл глаза, потому что терпение Тиффани лопнуло даже громче, чем лопалась странная паутина в доме госпожи Вероломны.
— Вы что, не знаете, что чужие письма читать нельзя? — отчеканила Тиффани.
— Э… — начал Явор Заядло.
— И вдобавок вы вломились в замок барона!
— Э, нет-нет-нет-нет-нет! — закричал Явор Заядло, подпрыгивая, как мячик. — Эт’ ты нам не приштопаешь! Мы просто прошмыргнули через одну из тамошних щелин для лукового стрелянья…
— И прочли мои личные письма, предназначенные лично Роланду? — перебила Тиффани. — Они же личные!
— Ах-ха, оно так, — признал Явор Заядло. — Но ты не изводись, мы никому не растреплем, что там нашкрябано.
— Мы ж не растрепали ни словечечка про то, что ты в дневнюхе шкрябишь, — добавил Туп Вулли. — Даж про цветики и всяко-тако там вокруг.
Госпожа Вероломна сейчас ухмыляется у меня за спиной, подумала Тиффани. Совершенно точно. Но Тиффани больше не могла злиться на Явора и компанию. Каждый, кто имеет дело с Фиглями, рано или поздно исчерпывает запас сердитых слов.
«Ты была их кельдой, — напомнил Задний Ум. — Они убеждены, что их долг — защищать тебя. И не важно, что ты сама об этом думаешь. Они ещё ох как попутают тебе карты в этой жизни…»
— Не читайте больше мои письма, — устало сказала Тиффани. — И дневник тоже.
— Лады, — легко согласился Явор Заядло.
— Даёшь слово?
