– Да, но, мм…
– Мой отец и мистер Мередит переписывались. По крайней мере, мой отец писал ему. Отец управлял развлекательной компанией «Священное слово».
– Ах да, – припомнила Эмили.
– Так вы о ней слышали.
– Ваш отец вроде бы хотел, чтобы мы… давали библейские спектакли, ведь так?
– В самую точку!
– Ну, видите ли, мистер Линтикум…
– Дервуд.
– Видите ли, Дервуд…
Дверь за ним распахнулась пошире, и в дом вошел Морган с двадцатипятифунтовым бочонком сухого обезжиренного молока, облитым с одного бока водой.
– Мистер Мередит! – воскликнул Дервуд. – Это вам.
– Да? – Морган опустил бочонок на пол, принял гвоздики. На Моргане был его тропический наряд – белая панамская шляпа и белый костюм. Рядом с этой белизной гвоздики выглядели поразительно яркими, слишком яркими, чтобы быть настоящими, – как вино в рекламе дорогого журнала. Морган зарылся в них бородой и задумчиво, протяжно втянул носом воздух.
– Я ждал встречи с вами с тринадцати, четырнадцати лет, – сказал Дервуд. – Каждый раз, как мы оказывались вблизи Балтимора, я изводил отца просьбами позволить мне увидеть одно из ваших представлений. Дервуд Линтикум, – представился он, не без напыщенности произнеся свое имя. И протянул Моргану большую мягкую ладонь. В пальцы врезались перстни с изумрудом и рубином (или с цветными стекляшками). – Конечно же, вы меня знаете, ведь вы получили столько писем.
– А. Линтикум, – сказал Морган. И пожал ему руку, глядя мимо Дервуда на Эмили.
– Развлекательная компания «Священное слово», – подсказала она.
– Ну да.
– Не хочу дурно отзываться о покойном, – продолжал Дервуд, – но мой отец не всегда демонстрировал такое уж хорошее деловое чутье. Например, он увидел какое-то из ваших представлений и высоко оценил его, он читал в газетах статьи о вас, но думал только одно: этот человек мог бы ставить прекрасные, прекрасные библейские истории. «Даниил во рву со львами», «Руфь и Ноеминь», верно? Но я-то знал, что вы откажетесь! Вы показываете совсем другое, вы показываете «Красную Шапочку», «Красавицу и чудовище». Уверен в этом!
Морган поглаживал бороду.
– Мы не могли бы где-нибудь присесть? – спросил Дервуд. – Я предложил бы вам определенный план.
– Да, конечно.
Морган направился по коридору к гостиной, Дервуд пошел за ним. Эмили волей-неволей потащилась следом. Подходящий момент она упустила. Хотела все разъяснить, но теперь было уже поздно.
В гостиной сидела, покачиваясь в кресле, и вязала Луиза. Мельком взглянув на Дервуда, она аккуратно обвила спицу пряжей.
– Мама, – сказал Морган, – это Дервуд Линтикум.
– Рад знакомству, – поклонился Дервуд. Он опустился на кушетку, обернулся к Луизе, сплетя перед собой пальцы. – Я полагаю, мэм, вам известно, что представляет собой ваш сын.
Луиза оглядела Моргана, приподняв двумя кровельными коньками мохнатые черные брови.
– Я годами твердил отцу: «Папа, тебе нравится этот человек, и ты можешь его получить. Мы же хотим расширить дело, Библия теперь никому не интересна. С нашими контактами – в школах, клубах, церквях – мы просто обречены на успех!» – так я говорил. Мне и еще одна группа нравится – «Стеклянный аккордеон». Я по их музыке с ума схожу. Однако он отвечал: нет, наша музыка – это госпел. Не желал их знать, и все. Даже не послушал ни разу. Ладно, тут другая история. Я собираюсь отправиться к ним от вас. Однако к вам, мистер Мередит, сэр, я питаю особый интерес, вы, можно сказать, мой кумир! Я следил за всеми новостями о вас. Я считаю вас чудом!
– Ну что же, спасибо, – сказал Морган и понюхал гвоздики.
– Вот только странно: вы совсем не похожи на ваши фотографии.
– Я, как видите, бороду отрастил.
– Да, наверное, дело в бороде. – Дервуд оглянулся на Эмили: – Но, надеюсь, это не означает, что вы… подались в хиппи или что-нибудь такое.
– Нет-нет, – заверил его Морган.
– Вот и хорошо! Очень хорошо! Потому что, понимаете, может быть, мы с отцом и не сходились во взглядах по всем вопросам, но, знаете, я все же хочу, чтобы наша компания оставалась христианской, мне нужна здоровая, честная труппа, которую не стыдно показать школьникам… – Он вдруг примолк, нахмурился. И, помолчав, сказал: – Я, конечно, хотел бы думать, что парни из «Стеклянного аккордеона» не сидят на наркотиках. Как вы считаете?
– О нет-нет, я и представить себе такое не могу, – успокоительно ответил Морган.
– Думаю, в Тинделле вам понравится, мистер Мередит.
– В Тинделле?
– Ну вы же не захотите остаться в Балтиморе, верно? У нас имеются контакты по всему Мэриленду и в Южной Пенсильвании тоже.
Луиза сказала:
– Я была в Тинделле.
– Ну вот видите! – воскликнул Дервуд.
– Отвратительный городишко.
– Отвратительный? Тинделл?
– В нем и люди-то не живут.
– Даже не знаю, почему вы так говорите.
– Пусто, как на погосте. Все магазины закрыты.
– Вы, должно быть, приезжали туда в воскресенье.
– В воскресенье, – согласилась она. – Воскресенье, шестого марта двадцать первого года. Морган тогда еще не родился.
– А кто это, Морган?
– Вот он, – Луиза указала подбородком на Моргана.
– Это семейное прозвище, – пояснил Морган. – Знак любовной привязанности. Эмили, ты не могла бы отвести маму в постель?
– В постель? – удивилась его мать. – Еще и девяти нет.
– Ну что же, день был трудным. Эмили?
Эмили встала, подошла к Луизе, подсунула ладонь под ее тощую руку, ласково помогла ей подняться на ноги.
– Что на него нашло? – спросила Луиза. – Не забудьте мое вязанье, Эмили.
– Уже взяла.
Она отвела старушку по коридору в ее комнату. Там сидела Бриндл, писавшая что-то в дневнике. Подняв на них взгляд, она спросила:
– Что, уже пора ложиться?
– У Моргана гость.
Луиза сказала:
– Лучше бы мы вернулись в дом Бонни. Там человек хоть дышать может. А здесь меня передвигают с места на место, как мебель.
– Простите, матушка Гауэр.
Эмили подошла к стенному шкафу, чтобы взять висевшую там на крючке ночную рубашку Луизы. Перекладину шкафа занимали шелковые платья Луизы и Бриндл. С краю размещались вещи Гины: два школьных джемпера, две белые блузки и синий стеганый купальный халат. Эмили с грустью посмотрела на них, сняла ночную рубашку с крючка, закрыла дверцу.
– Помогите ей с пуговицами, ладно? – попросила она Бриндл. – Мне нужно вернуться в гостиную.
