Эмили опустила чашку на стол.
– Вы думаете, я его не понимаю. Гадаете, почему он на мне женился?
– Нет-нет, – возразила Эмили. И посмотрела на Моргана, с безмятежным видом сидевшего напротив.
Он удовлетворенно, как ребенок, сознающий себя центром внимания, покачивался на стуле и попыхивал сигаретой. Над головой его висели переплетенные волокна табачного дыма.
– Эмили, – произнесла Бонни.
Эмили повернулась к ней.
– Эмили, Морган – директор хозяйственного магазина.
Эмили подождала продолжения, но его не последовало. Видимо, Бонни сама ожидала ее ответа.
– Да, – промолчав почти минуту, сказала Эмили.
– «Хозяйственного магазина Каллена», – уточнила Бонни.
– Ей это известно, Бонни, – сказал Морган.
– Известно? – Бонни удивленно взглянула на него. Затем спросила у Эмили: – Так вы не считаете его… раввином или греческим судовым магнатом?
– Нет, – ответила Эмили.
Про обстоятельства их знакомства она решила не рассказывать.
Бонни прижала к губам пальцы. Эмили увидела россыпь веснушек на тыльной стороне ее ладони. Приятная, в общем-то, женщина.
Бонни усмехнулась:
– Вы, наверное, думаете, что я не в своем уме. Чокнутая Бонни, так? Чокнутая Бонни – жена Моргана.
– О нет.
– Я просто опасалась, что вы… введены в заблуждение. Морган такой… как бы это сказать… шутник – в определенном смысле.
– Да, я знаю.
– Знаете? – переспросила Бонни.
Она посмотрела на Моргана. Тот ангельски улыбнулся и с присвистом выдохнул дым.
– Но мне кажется, он старается покончить с этим, – сказала Эмили.
– О, хотелось бы верить! Еще как! Некоторые его глупости требуют большой изобретательности… подумайте, чего он мог бы добиться, если б нашел своим талантам разумное назначение! Если бы взялся за ум. Решил идти прямым путем.
– Не слишком многого, – весело сообщил Морган.
– Ты о чем, дорогой?
– Я сумел бы добиться отнюдь не многого. Чем, по-твоему, я мог бы заняться взамен?
– Ну как… просто твоим делом. Тем, что у тебя есть. – И она обратилась к Эмили: – Чем так уж плох хозяйственный магазин? Нет, ну правда. Моя семья всегда торговала хозяйственными товарами, и торговала успешно. В этом нет ничего зазорного. Но дядя Олли говорит, что у Моргана душа к этому не лежит. Что толку в магазине, говорит он, где любую покупку приходится буквально с боем отнимать у его директора? Это если ты его еще отыщешь. Я отвечаю дяде Олли: «Ох, да оставьте вы его в покое. “Хозяйственный магазин Каллена” еще не конец и начало всего на свете». Однако он прав. Морган мог бы уделять магазину побольше внимания. Он не умеет говорить «нет». И позволяет себе увлекаться чем угодно.
– Все дело в мышцах, – объявил Морган.
Судя по всему, про мышцы Бонни слышала не в первый раз. Она посмотрела на Эмили и закатила глаза, а Морган, тоже посмотрев на нее, повторил:
– Все дело в мышцах.
– Не понимаю.
– Я всего лишь следую их указаниям. Случалось вам прийти, ну, скажем, на кухню, а там и забыть, ради чего? Вы стоите посреди кухни, пытаетесь это вспомнить. И тут ваше запястье производит легкий поворот. Ага! Именно так вы его поворачиваете, чтобы открыть кран. Должно быть, вы пришли за водой! Вот и я доверяюсь моим мышцам, понимаете? – и они подсказывают мне, зачем я оказался здесь или там. Указывают, чему следует посвятить этот день. Я позволяю им распоряжаться мной.
– И они распоряжаются: назовись стеклодувом, – сказала Бонни, – или капитаном из «Буксирной компании» Кертис-Бея, или монтажником-высотником из племени могавков. Это лишь те роли, о которых я слышала, бог весть сколько их было еще.
Губы ее сжались словно в попытке скрыть улыбку.
– Ты с ним идешь по улице, и вдруг совершенно неведомый тебе человек спрашивает у него, когда состоится следующее собрание «Международного братства магов». Ты слушаешь речь политика и внезапно видишь на платформе Моргана, он сидит рядом с женой сенатора, а в петлице у него гвоздика. Ты приходишь за крабами на Лексингтонский рынок – и кто же там стоит за прилавком? Морган в резиновом переднике, объясняющий покупателям, где он добыл таких хороших устриц. Оказывается, у него есть лодка, полученная им по наследству от дяди с материнской стороны, маленькая плоскодонка без мотора…
– Моторы только дно портят, – объявил Морган. – И механические хваталки для устриц мне тоже не нравятся. Что было хорошо для моего дяди с материнской стороны, то хорошо и для меня, вот как я говорю.
Бонни улыбнулась ему, покачала головой.
– Ты на две минуты выходишь за молоком, оставив его дома в пижаме, а возвращаясь, встречаешь на углу, он уже в атласной шапочке и лиловой атласной рубашке и открывает четверке мальчиков секрет, который сделал его единственным в истории Пимлико
[7] жокеем, не знавшим ни одного поражения. Жокей ростом в шесть футов! Почему все ему верят? Он, видите ли, никогда не пользовался хлыстом, а только шептал лошади на ухо слово, которое действовало на нее, как хлыст. Какое, я забыла?
– Блистай, – ответил Морган.
– О да, – согласилась Бонни. И засмеялась.
Морган попрыгал на стуле, натягивая воображаемые вожжи.
– Блистай, блистай, – прошептал он, и Бонни засмеялась еще пуще и вытерла глаза.
– Он невозможен, – сказала она Эмили. – Он просто… непредсказуем, понимаете?
– Могу себе представить, – вежливо отозвалась Эмили.
Бонни начинала нравиться ей – это веселое розовое лицо, беспомощность, с какой она оседает на стуле, – зато ее мнение о Моргане лучше не стало. Ей никогда не приходило в голову, что он точно знает, каким его видят люди, и наслаждается их изумлением, а возможно, его и добивается. Она смотрела на него без всякого одобрения. Морган задумчиво подергал себя за нос и сказал:
– Она права, со мной нелегко. Но я решил измениться. Ты слышишь, Бонни?
– Вот как, и давно? – спросила Бонни и встала, чтобы поднять кухонное окно. – Не знаю, что делать с моим садиком, – сказала она, глядя во двор. – Совершенно уверена, что посадила где-то овощи, а взошли, похоже, сплошные цветы.
– Я серьезно. – Морган повернулся к Эмили: – Она мне не верит. Бонни, ты разве не видишь, кто перед тобой сидит? Это Эмили Мередит, я привез ее в дом. Привез в наш дом. Я рассказал ей и Леону, обоим, кто я на самом деле. Рассказал о тебе и о девочках. Им известно, что у Эми родился ребенок, что Кэйт разбила машину.
– Правда? – спросила Бонни у Эмили.
Та кивнула.
