– Еще поздоровается, вы же знаете, она вас любит. Просто сейчас она с подругами.
– Мне больше нравится, когда вас двое и Гина идет между вами, одна. А где Леон? Почему его нет?
– Спит. Он вчера припозднился, пытался получить роль в пьесе.
– И тут беспорядок, – мрачно заявил Морган.
Он остановился, осмотрел свою куртку. Залез во внутренний карман и вытащил пачку сигарет.
– Итак, Бриндл идет к двери, – вернулся он к своему рассказу, – и ничего. Тишина. Ну, мы подумали, может быть, она убрела куда-нибудь, забыла, куда шла. Сбилась с пути, так сказать. Вы же знаете Бриндл. Вернее, знаете, какая она: вечно в халате, вечно в хандре. Спросишь у нее: «Как прошел день?» – а она отвечает: «День?» Притворяется, будто дня и не заметила. «Иди узнай, что с ней, – говорит мне Бонни. – Это же твоя сестра, посмотри, чем она там занимается». Ну-с, я встаю из-за стола, отправляюсь на поиски, и вот она, в прихожей, – целуется с совершенно незнакомым мне мужчиной. Этакий долгий, крепкий, самозабвенный поцелуй, как в кино. И что мне делать, я не понимаю. Прервать их – вроде бы грубость получится, а если я повернусь и уйду, они непременно услышат скрип половиц, поэтому я просто стоял на месте, прочищая ниткой зубы, а эта парочка продолжала лобзаться. Крепкий мужичок с прилизанными волосами и Бриндл в своем халате. Наконец я спрашиваю: «Вам здесь что-нибудь нужно?» Тут они отлипли друг от друга и Бриндл сказала: «Это Роберт Робертс, любовь моего детства. Ты не узнаешь его?»
– Дети! – позвала Эмили. Они дошли до нового перекрестка. Эмили побежала вперед, чтобы взять их за руки. Морган последовал за ней, бормоча что-то.
– Я всю жизнь его знал, конечно (вот на что смахивало его бормотание), еще когда он под стол пешком ходил, заскакивал к нам, чтобы поиграть с Бриндл на улице в бейсбол. Называл ее идиоткой, тупицей и дурой – добродушно, как это водится у влюбленных детей…
Показалась школа, мрачное здание, окруженное потрескавшейся бетонной площадкой, где кишели плоховато одетые дети. Эмили наклонилась, чтобы поцеловать на прощанье Гину.
– Приятного дня, лапа, – сказала она.
А Морган добавил:
– А как же старик Морган? Дядю Моргана никто целовать не будет?
И тоже наклонился, и Гина чмокнула его в щеку.
– Приходи после школы, помоги мне еще раз с йо-йо, – попросила она.
– Хорошо, дорогуша.
– Обещаешь?
– Конечно. Разве я тебя когда-нибудь подводил?
Она убежала, Морган стоял, глядя ей вслед, улыбаясь и стряхивая сигаретный пепел себе на ботинки.
– О да. О да, – сказал он. – Какая она милая, верно? Хорошо бы она больше и не росла.
– Терпеть не могу эту школу, – сказала Эмили.
– Почему? Что в ней плохого?
– Она так переполнена, в классах слишком много детей, и я даже не уверена, что отпускать сюда Гину одну не опасно. Я бы хотела отдать ее в частную школу. Родители Леона предлагали оплатить это, но не знаю, получится ли. Надо придумать, как уговорить Леона.
– Нет-нет, оставьте ее здесь. Не отрекайтесь от ваших принципов, – попросил Морган, взял ее за локоть и развернул в сторону дома. – Вот уж не думал, что вы захотите послать вашу дочь в частную школу.
– Это почему же? И что за принципы? – поинтересовалась Эмили. – Вы-то своих посылали.
– Не я, Бонни, – ответил Морган. – У нее есть на это деньги. Мы их никогда не видим, никогда не покупаем на них ничего упоительного, однако они есть, все отлично, и тратятся на то, что не бросается в глаза, – на новую черепицу, на образование детей. Ее деньги так благонравны! Я-то предпочел бы школу бесплатную. Будьте уверены. Вы же не станете таскать ее в какую-нибудь дальнюю даль, договариваться с другими родителями о поочередной доставке детей…
– Папа Мередит иногда заговаривает об этом, если Леона нет рядом, – сказала Эмили. – Не без задней мысли, я так понимаю. Должно быть, надеется, что я измотаю Леона и, когда эта тема всплывет снова, тот к ней уже привыкнет. Но я ему ни слова не сказала, потому что Леон очень щепетилен в денежных делах. И вы знаете, какой он вспыльчивый.
– Вспыльчивый? – переспросил Морган.
– Он способен просто взорваться.
– Я даже представить это не в состоянии.
– Леон всегда был гневливым.
– Нет, не могу себе представить, – повторил Морган. Он остановился, обвел улицу взглядом. – Я предложил бы подвезти вас, чтобы отпраздновать возвращение Роберта Робертса, понимаете? Я слишком взвинчен сегодня, чтобы идти работать. Но, к сожалению, мою машину угнали.
– Как ужасно, – посочувствовала ему Эмили. – И когда?
– Только что, – ответил Морган.
– Сегодня? Этим утром?
– Мгновение назад. – Он указал на пустой участок бордюра рядом с почтовым ящиком: – Я поставил ее вот здесь, думал, что вы будете проходить мимо. А теперь ее нет.
У Эмили отвисла челюсть.
– Ничего-ничего, я не расстраиваюсь. Как вы, пожалуй, сказали бы: в конце концов, что такое машина? – Он развел руки в стороны, улыбнулся: – Всего лишь обуза. Еще одно бремя. Верно? Без нее даже лучше.
Эмили не понимала, как можно говорить такое. Машина – это же очень важно. Они с Леоном уже несколько лет откладывали деньги на нее.
– Вы должны немедленно вызвать полицию, – сказала она. – Пойдемте к нам, позвоните по нашему телефону. Нельзя терять время.
– Бессмысленно, – возразил он. – Я никогда не питал большого доверия к полицейским.
Морган снова взял ее за локоть и повел по улице. Нажим его теплых пальцев напомнил ей о Гине.
– Прошлым летом, – поведал он, – мы ехали на пляж, и нас остановил полицейский штата, попросил его подвезти. Дескать, у него угнали патрульную машину. Представляете? Забрался на заднее сиденье, к Молли, Кэйт и моей матери… здоровенные сверкающие ботинки, револьвер в кобуре… склонился через спинку переднего кресла и увидел, как Бонни ест яблоко, вместе с семечками. И сказал ей: «Вы поосторожнее с этими семечками. Моя кузина Донна любила их. Лучшая часть яблока, так она говорила. Мы с братом целый год складывали все наши семечки в коробку из-под будильника «Маленький Бен», а на Рождество подарили ей. Она так обрадовалась. Съела их все до одного, а к вечеру померла. Остановите, я сойду здесь», – сказал он. Я затормозил, он вылез, и больше мы его никогда не видели. Казалось, он выскочил невесть откуда только для того, чтобы принести нам это сообщение, понимаете? И исчез. Я сказал Бонни: «Подумай только, жизнь рядовых граждан находится в руках человека вроде этого. Расхаживает тут с револьвером, – сказал я, – наверняка заряженным, наверняка взведенным, или что там с револьверами делают».
– Да, но… – начала Эмили. Она хотела сказать, что следующий встреченный им полицейский, скорее всего, не был бы таким странным. Но призадумалась. Похоже, есть люди, которые на протяжении всей жизни притягивают к себе странности. – Как бы то ни было, от звонка в полицию никакого вреда не будет.
