Услышав шаги Мередитов, он торопливо спросил:
– Нравится тебе моя шляпа? – И сорвал с головы цилиндр, и надел на ее голову, отклонив его назад, чтобы голова не ушла в него целиком.
Эмили сказала от двери:
– Гина! Сними это. И никогда не примеряй чужих шляп.
– Это моя шляпа, – заупрямилась Гина. – Он мне ее отдал.
– Сними, – велел и Леон.
– Нет.
Лицо ее было круглым, подбородок острым. Гине пришлось задрать его повыше, чтобы цилиндр не съехал ей на глаза, и оттого она приобрела вид надменный и вызывающий. В сущности, подумал Морган, она похожа на Леона.
Эмили попыталась снять цилиндр с головы Гины, но та оттолкнула ее руку:
– Это моя шляпа. Моя.
Морган сказал:
– Конечно. Это подарок.
Эмили борьбу с дочерью прекратила, однако осталась стоять между ней и Морганом, прикрывая ребенка собой. Глаза у нее были светлые, холодные, руки она скрестила на груди. Леон утвердился с ней рядом.
– Доктор Морган?
Это подошла запыхавшаяся миссис Эппл. Она протянула Моргану еще одну куклу театра теней, на этот раз короля. Он словно сошел с витражного окна – его покрытая прорезями мантия была склеена из просвечивавшей красной и синей бумаги. Свет, проходя сквозь нее, наверное, создавал на экране тени переливистые, как драгоценные камни.
– Разве не чудо? – сказала миссис Эппл. – Настоящее искусство! Такую куклу хоть на стену вешай.
– Это верно, я бы повесил, – согласился Морган. И провел большим пальцем по цветной бумаге. Что-то в тщательности исполнения куклы опечалило его, обездолило.
Взгляд Моргана, соскользнув с короля, прошелся по комнате и остановился на комоде. Поверхность его была почти пуста. Ни пузырьков, ни английских булавок, ни корешков квитанций, лишь единственная фотография в рамке: Леон и Эмили стояли, держась за руки, перед этим самым домом, на плечах Леона сидела Гина, пухленькие икры девочки сжимали его шею. Все трое улыбались, щурясь от солнечного света. Морган подошел поближе, склонился к снимку, пощипывая большим и указательным пальцами нижнюю губу. Забытый король болтался в его левой руке. Так же рассеянно Морган заглянул в частично выдвинутый ящик комода. Выдвинул его подальше, осмотрел содержимое: три белые рубашки и коробка «клинексов».
– Доктор Морган! – резко произнесла Эмили.
– Да, да… – Он вышел следом за остальными из комнаты, опустив по пути ладонь на голову Гины. Волосы у нее были такие мягкие, несколько следующих секунд ему казалось, что они еще льнут к его пальцам.
Вернувшись в мастерскую, он спросил:
– А как вы поступаете с дочкой, когда даете представления?
Эмили, не желая отвечать, отвернулась, но Леон сказал:
– Берем ее с собой.
– И? Она вам чем-нибудь помогает?
– О нет. Ей же чуть больше четырех.
– Но в деле вашем толк, наверное, понимает, – подсказал Морган. – Как-никак выросла за сценой. Знает, что во время спектакля следует сидеть тихо.
– Гина? – Леон засмеялся. – Гина за всю свою жизнь и минуты тихо не просидела. Во время спектакля на нее приходится то и дело шикать, а если мы представляем на дне рождения, так еще и похуже бывает. Когда кто-нибудь задувает свечи, она завидует и плачет. И очень не любит, если Эмили оказывает внимание другим детям.
– О, вам стоит посмотреть какой-нибудь спектакль, – сказала миссис Эппл. Она вытянула короля из руки Моргана, который успел, не заметив того, смять уголок цветной бумаги. – Они приобретают все большую известность! Добираются до самого Вашингтона. А управляющий одной развлекательной компанией даже захотел взять их на работу, включить в свою труппу как профессионалов. Что вы ему сказали, Леон? Вы ответили на его письмо?
– Письмо я выкинул.
– Выкинули!
– Это какая-то библейская труппа. Исполнители госпелов и так далее.
– Но зачем же выкидывать-то! Могли бы, по крайней мере, ответить.
– И оказаться в каком-то убогом городишке, – сказал Леон. – Тинвилле, Тиндейле…
– Сомневаюсь, что вы когда-либо отвечаете на письма, – сказал Морган. Его вдруг охватило приятное воодушевление.
– Ну, вообще-то… – начал Леон.
– Да и какой в этом смысл? Зачем усложнять себе жизнь? Время от времени вы спускаетесь по лестнице, опорожняете почтовый ящик, просматриваете почту, бросаете ее в мусорный бак и возвращаетесь сюда с пустыми руками.
– Да, бывало, – согласился Леон.
– Это когда же? – спросила у него Эмили. И, повернувшись к Моргану, сказала: – Мы вовсе не такие, как вы думаете.
– Да?
– Не такие, какими вы нас воображаете.
– Вы бы посмотрели их «Рипа ван Винкля», – сказала миссис Эппл.
– Мы живем как все остальные люди. И у нас получается. Мы не любим, когда к нам лезут, – сказала Эмили. – А теперь позвольте проводить вас до двери.
– Но, Эмили! – воскликнула миссис Эппл. – Он же не всех кукол увидел!
– Он увидел достаточно.
– Он хотел купить их, много!
– Нет-нет, все правильно… Мне действительно пора уходить, – заторопился Морган. – Как бы то ни было, спасибо.
Эмили круто повернулась к двери, юбка завилась вокруг ее ног, Морган последовал за ней. Они гуськом прошли по коридору – Эмили, Морган, Леон. Миссис Эппл осталась в мастерской, где, несомненно, в замешательстве оглядывала кукол.
– Может быть, в другой раз? – крикнула она вслед Моргану.
– Да, может быть… – Он споткнулся о часть конструктора и пробормотал, накренясь к стене: – О, простите. – Потом похлопал себя ладонью по голове: – Мне надо поехать домой, переодеться.
– Переодеться? – спросил Леон.
– Да, я… мне нужна другая шляпа.
Теперь голос его сопровождало эхо, они уже дошли до лестницы. Но, вместо того чтобы начать спускаться, Морган уставился на дверь по другую сторону площадки и спросил:
– А там кто живет?
– Джо и Ханна Майлз, – ответил Леон, а Эмили сказала:
– Никто.
– Майлзы? Они тоже мастера?
– Мы проводим вас до улицы.
Эмили подтолкнула его к лестнице, а когда он начал спускаться, пошла за ним – так близко, что Морган почувствовал себя конвоируемым.
– Не понимаю я вас, – сказала Эмили. (Это можно было предвидеть. Она ничего скрывать не стала бы – женщина без штор, как ее окна.) – Чего вы от нас хотите? На что нацелились? Почему преследуете нас столько месяцев, прячетесь в дверях, выглядываете из-за углов?
– О? Вы заметили? – От смущения Морган споткнулся и ухватился за перила.
