– С кем тут неладно? – спросил он.
– С ней, – ответил молодой человек и указал на сидевшую поверх кипы муслиновой ткани светловолосую девушку.
Узкокостная, хрупкая, но с огромным животом, она сидела, баюкая свой живот, оберегая его, и смотрела на доктора спокойными серыми глазами. Губы ее были до того бесцветными, что почти и неразличимыми.
– Понятно, – сказал доктор.
Поддернув брюки, он опустился рядом с ней на колени, наклонился, чтобы положить ладонь ей на живот. Пауза. Доктор хмурился, глядя на стену шатра, что-то прикидывая.
– Да… – Он выпрямился, взглянул девушке в лицо и спросил: – Какие промежутки между схватками?
– Никаких, – насмешливым голосом Золушки ответила девушка.
– Идут одна за другой? А когда начались?
– Около… часа назад, верно, Леон? Когда мы готовились к представлению.
Густые черные брови доктора поползли вверх.
– Очень странно, – сказал он, – что они участились так быстро.
– Ну тем не менее, – прозаически ответила девушка.
Доктор, покряхтывая, встал, отряхнул колени:
– Что ж, полагаю, для пущей безопасности вам лучше отправиться в больницу. Где ваша машина?
– У нас нет машины, – ответил молодой человек.
– Нет машины?
Доктор поозирался кругом, словно пытаясь понять, как сюда попала вся их оснастка: громоздкая сцена, груда костюмчиков, винная коробка, из картонных отделений которой торчали головы кукол.
– Нас подвез на грузовике мистер Кенни, – сказал молодой человек. – Председатель комитета по сбору средств.
– Ладно. Тогда пошли со мной, – сказал доктор. – Я отвезу вас. – Похоже, его такая возможность искренне обрадовала. Он спросил: – Да, а куклы? Возьмем их с собой?
– Нет, – ответил молодой человек. – Какое мне дело до кукол? Надо поскорее отвезти ее в больницу.
– Как хотите. – Однако, прежде чем помочь молодому человеку поднять девушку на ноги, доктор огляделся еще раз, словно сожалея о некоей утраченной возможности. И спросил: – Из чего они сделаны?
– Что? – не понял молодой человек. – А, да просто из… всякой всячины. – Он протянул девушке ее сумочку и добавил: – Их Эмили делает.
– Эмили?
– Вот она, Эмили, моя жена. А я – Леон Мередит.
– Рад знакомству, – сказал доктор.
– Они из резиновых мячиков, – сказала Эмили.
Встав на ноги, она оказалась даже более хрупкой, чем выглядела до этого. Эмили повела двоих мужчин к выходу из шатра, грациозно ступая и улыбаясь еще остававшимся там детям. Измятая черная юбка неровно прикрывала ее голени, тонкий белый кардиган с прилипшими к нему черными шерстинками и ниточками и близко не сходился на раздувшемся животе.
– Беру обычный дешевенький резиновый мячик, – говорила она, – прорезаю ножом дырку для шеи. Потом натягиваю на него нейлоновый чулок, пришиваю глаза и нос, рисую рот, делаю волосы из…
Голос девушки пресекся, и доктор окинул ее быстрым взглядом.
– Чем чулки дешевле, тем лучше, – продолжала она. – Они розовые и издали больше походят на кожу.
– Далеко нам идти? – спросил Леон.
– Нет-нет, – ответил доктор. – Моя машина стоит на главной парковке.
– Может, лучше «скорую» вызвать?
– Думаю, она не понадобится, – сказал доктор.
– А вдруг роды начнутся раньше, чем мы доберемся до больницы?
– Вы уж поверьте, если бы я считал это хоть сколько-то вероятным, то повел бы себя иначе. У меня вовсе нет желания принимать роды в моем «понтиаке».
– О господи, только не это, – сказал Леон и скосился на руки доктора, которые выглядели не так чтобы очень чистыми. – Но Эмили говорит, что он может родиться в любую минуту.
– Это верно, – спокойно подтвердила Эмили.
Она шла между ними, без какой-либо помощи поднимаясь по склону к парковке. И поддерживала ребенка на весу, как будто он уже существовал отдельно от нее. С плеча Эмили свисала потертая черная сумочка. В солнечном свете волосы ее, уложенные двумя косами вокруг головы, серебрились, вверх выбивались похожие на маленькие штопоры прядки, словно притянутые магнитом металлические опилки. Кожа Эмили казалась холодной, тонкой и бледной, но глаза оставались спокойными. Похоже, она ничего не боялась. И взгляд доктора встретила твердым взглядом.
– Я его чувствую, – сказала она.
– Он у вас первый?
– Да.
– Ага, но тогда он, понимаете ли, никак не может родиться быстро, – сказал доктор. – Самое раннее – глубокой ночью, а то и утром. У вас же и схватки-то начались не больше часа назад!
– Может, так, а может, и нет, – ответила Эмили и вдруг, тряхнув головой, исподлобья посмотрела на доктора. – Вообще-то боль в спине началась еще в два часа ночи. Возможно, это и были схватки, а я просто не поняла.
Леон тоже смотрел на доктора, который вроде бы на миг заколебался.
– Доктор?..
– Все мои пациенты уверяют меня, что их ребенок вот прямо сейчас родится, – сказал Леону доктор. – И этого никогда не случается.
Они уже дошли до белого щебня парковки. Ее пересекали самые разные люди – одни только что приехали и шли, придерживая свои плащи, которые норовил вздуть ветер, другие уже покидали ярмарку – с шариками, плачущими детьми, плоскими картонными коробками с подрагивавшей помидорной рассадой.
– Тебе не холодно? – спросил Леон. – Хочешь мою куртку?
– Все хорошо, – ответила Эмили, хотя под кардиганом у нее только и было одежды, что жалкая черная футболка, а обутые в тоненькие, как бумага, балетные туфельки ноги были голы.
– Ты же наверняка мерзнешь, – сказал Леон.
– Все в порядке, Леон.
– Это адреналин, – отсутствующе заметил доктор. Он уже остановился наверху склона и, поглаживая бороду, оглядывал парковку. – Что-то не вижу я моей машины.
Леон произнес:
– О боже.
– Да нет, вон она. Не пугайтесь.
Машина была явно семейная – тупорылая, немодная, с привязанной к антенне красной обтрепанной ленточкой для волос и надписью ПОМОЙ ЕЕ, выведенной пальцем по запыленному крылу. Внутри валялись школьные учебники, грязные носки, спортивные шорты. Доктор, опершись коленями о переднее сиденье, колотил по заднему, пока наваленные грудой киножурнальчики не слетели на пол. А затем сказал:
– Ну вот. Садитесь сзади, там вам будет удобнее.
Сам он уселся за руль, включил двигатель, и тот жалобно, монотонно заныл. Эмили с Леоном расположились сзади. Эмили, обнаружив под правой ногой кед, взяла его двумя пальцами и переложила себе на колени.
