Брошь, брошь… Алена совсем недавно слышала о какой-то броши, но что и о какой?
Она не успела вспомнить: начала чихать так, что пришлось сбежать с чердака. Все-таки хорошо бы завести нормальный аптечный респиратор, если она вздумает еще раз отправиться на этот остров сокровищ. А пока надо сбросить пыльное тряпье и пообедать.
Алена заперла дверь чердака согласно алгоритму, вытащила ключ и вдруг расхохоталась, как выразился бы великий Булгаков, буйно, потому что наконец постигла смысл этого алгоритма и связь его с буквой Y. Заодно наша героиня поняла, как должен открываться замок, на ключе которого написано X-Z.
Все-таки разгадывание шифров необычайно обостряет соображение и воображение.
Из «Воспоминаний об М.К.»
Итак, они продолжали встречаться. Ники писал Мале очаровательные записочки: «Целую милую панночку от головы до чудных ножек!», приезжал к ней домой – тайно от ее родителей. У Мали и ее сестры Юлии были комнаты с отдельным входом – небольшая спальня для них обеих и кокетливо убранная гостиная. Юлия принимала барона Александра Зедделера, своего будущего супруга, а Маля проводила время в поцелуях с Ники.
Иногда он чувствовал себя как дома – надевал бухарский халат, подаренный Малей, словно супруг, вернувшийся из присутствия и наслаждающийся домашним покоем.
Иногда вел себя странно – так странно, что Маля не знала, что и думать. Однажды привез ей свой дневник и дал почитать некоторые страницы. Потом она думала, что вполне обошлась бы без этой его откровенности, которая причинила ей немалую боль. Малю особенно поразило то, что Ники писал о ней и об Аликс:
«Весьма странное явление, которое я в себе замечаю: я никогда не думал, что два одинаковых чувства, две любви одновременно совместились в душе. Теперь уже пошел четвертый год, что я люблю Аликс Г. И постоянно лелею мысль, если бог даст на ней когда-нибудь жениться… А с лагеря 1890 года по сие время я страстно полюбил (платонически) маленькую К. Удивительная вещь наше сердце. Вместе с тем я не перестаю думать об Аликс, право, можно было заключить после этого, что я очень влюбчив. До известной степени да! Но я должен прибавить, что внутри я строгий судья и до крайности разборчив…»
Итак, ее Ники метался между двух огней. С тех пор Маля начала серьезно ревновать его к гессенской принцессе.
Потом, когда он ушел, Маля написала ему (привожу текст этого письма и всех других так, как они были мне пересказаны М.К.): «Я все думаю о твоей свадьбе. Ты сам сказал, что до свадьбы ты мой, а потом… Ники, ты думаешь, мне легко это было услышать? Если бы ты знал, Ники, как я тебя ревную к А., ведь ты ее любишь? Но она тебя, Ники, никогда не будет любить, как люблю тебя я!
О, Ники, дорогой, как я желаю скорее быть твоею, только тогда я буду совершенно спокойна. Я страшно томлюсь, мой дорогой. И тебе, и мне давно пора…
Только бы ты женился не на А. Ей я ни за что тебя не отдам! Или она, или я.
Ты, верно, изводишься, что я постоянно пишу и говорю о твоем браке, но представь себя на моем месте, и ты поймешь, как он должен меня тревожить».
А потом однажды Ники приехал в первом часу ночи из Преображенского полка, где он обедал. Там уже были Юлия и Зедделер, вчетвером дули шампанское, и Ники сильно опьянел. Маля же, хотя и выпила довольно, была совершенно трезва и твердо решила сегодня же поговорить с Ники о будущем.
Потом она об этом жалела, потому что между ними произошел крайне тяжелый разговор. Маля готова была разрыдаться: перед ней сидел не влюбленный мужчина, а какой-то нерешительный, не понимающий блаженства любви подросток. Он твердил, что не может стать у Мали первым, что это будет мучить его всю жизнь, что если бы Маля уже не была невинна, тогда бы он не задумываясь с ней сошелся, и много другого говорил он в этот раз.
Маля была вне себя. Он не может быть первым? Смешно! Разве человек, который действительно страстно любит, станет так говорить? Конечно, нет.
В конце концов ей почти удалось убедить Ники, и он пообещал, что это совершится, как только он вернется из поездки на Восток. Однако Маля не успокоилась: она знала, что Ники мог это сказать, чтобы только отвязаться, чтобы успокоить ее, и когда он уехал (было уже четыре часа утра), она была в страшном горе, она была близка к умопомешательству, но все же решила поставить на своем, сколько бы это трудов ни стоило!
Однако пока приходилось ждать возвращения цесаревича из кругосветного путешествия.
О том, что произошло в этом путешествии и что именно побудило Ники принять то решение, которое он принял, Маля знала только со слов великого князя Сергея Михайловича, который пересказывал ей письма Ники и разговоры с ним. Если от нее Ники мог что-то утаивать, то с кузеном он был совершенно откровенен. А тот со временем все передал Мале.
Бургундия, Мулян, наши дни
После обеда следует предпринимать моцион, чтобы не залеживались калории и килограммы в тех местах, где они любят залеживаться. Алене очень хотелось погулять – утром-то прогулку пришлось скомкать! – но она решила сначала убрать в доме. Завтра будет некогда, неизвестно, сколько она пробудет на броканте, а послезавтра уже могут вернуться хозяева. Неудобно получится: жила здесь поживала, наслаждалась жизнью, а убрать не удосужилась. Поэтому Алена не стала переодеваться, нашла метелочки и тряпки для пыли, достала стеклоочиститель, приготовила пылесос и снова пошла наверх: уборку всегда начинали со спален. Протерла стекла, обмела пыль с книг, которыми некогда зачитывалась Маргарит Барон (в основном французская классика и романы полисье), и с улыбкой, словно встретила старого знакомого, взяла в руки тот самый молитвенник. Да, он здорово постарел с тех пор, как позировал своей хозяйке вместе с розой и брошью, даже застежка заржавела. Алене пришлось повозиться, прежде чем удалось ее открыть.
Это оказался никакой не молитвенник, а Новый Завет, заложенный пожелтевшим листком бумаги, свернутым вчетверо.
Алена машинально развернула его – и не поверила своим глазам. Это оказалась новая абракадабра! Новое шифрованное письмо.
Ну и ну. Какие конспираторы здесь жили в былые годы!
Разумеется, Алена Дмитриева бросила все дела и принялась за расшифровку. Теперь продираться сквозь криптограмму стало значительно легче, и она затратила всего несколько минут на то, чтобы прочесть записку – на сей раз не пугающую, а веселую:
«Дорогая Маргарит, как прекрасно началось утро! Я не думаю о войне, я чувствую себя такой же девчонкой, как тогда, в школе, когда мы придумали писать шифрованные записки. Бонифас сделал мне сегодня предложение. Конечно, я дала согласие! И ты будешь подружкой на моей свадьбе, помни это! Ты первая узнала эту новость. Целую тебя, твоя Одиль».
Ага, теперь понятно, почему мадам Бланш так легко расшифровала записку. Если ее сестра Одиль переписывалась с Маргарит таким образом, Одетт, конечно, не могла об этом не знать. Забавно. Наверное, все дети в мире придумывают шифры и пишут ими друг другу письма. Кстати, пару лет назад Алена нашла в своих старых детских книжках школьную шифровку, но прочитать ее не смогла – забыла, какой знак что значит. А вот мадам Бланш запомнила, умница!
